Неустанными стопами,
Тропкой на гору и с горки,
На устах немое пламя,
В сердце горе и восторги!
Дерева, чредою стройной
В роще буковой, дубовой,
Подскажите, что достойно
Целью стать пути такого.
Нашепчи, источник ценный,
Научи, скала, скитальца,
Где предчувствием блаженны,
Ждут такого постояльца.
Роза, глазки раскрывая,
Объясни ему дорогу,
Крошка-лилия, кивая,
Разгони его тревогу.
Иль его настало время?
Ночь Святая, присоветуй, —
Где, в котором Вифлееме, —
Небо высветив кометой.
Но безмолвны лес и горы,
Благоуханно трав цветенье,
Не сновидят ночью взоры,
Правды нету в пробужденье.
И сидит он без отрады
На лугу иль на поляне,
Сиротливых мыслей стадо,
Как на выпасе, в бурьяне.
На сырой земле лежит он,
На бесхитростной постели.
Воздух росами напитан.
Вдруг откуда-то свирели.
Слышно пение пастушье,
Трели, звонкие рулады.
Но на сердце — равнодушье,
И ничто не стоит взгляда.
Кто вы, дальние певуньи?
Он заслушался одною.
Голос плыл, как в полнолунье
Цвет речной, влеком волною.
Пели хором, но казалось,
Что поет одна на свете,
Словно солнце показалось
Ночью, выйдя в песни эти.
Высоким звонким голосом, почти фальцетом, подхватил песню Зигфрида король Атли-Аттованд:
И взглянул он, озирая
Строй дерев тенистых: где вы
Обитаете, играя,
Где ваш дом, лесные девы?
И взглянул он вдаль, за вами
Устремляясь тайным взором,
Путь отмечен светляками
К заповеданным просторам.
Дол предстал ему зерцалом
В ночь глядящихся течений,
Голос — ласковым началом
Долгих лунных обольщений.
И от голоса до взгляда
Радуга запламенела.
И сказал: моста не надо,
Опущусь в пучину смело.
Лик увидеть этой девы!
Голосу, конечно, равный,
Расточившему напевы
Для души моей бесславной!
И спешит во тьму долины,
И дорогу вызнать хочет.
Отрок вдруг… Плетет корзины
И малютки-стрелы точит,
И пастух к нему, пытая,
Обращается с вопросом:
Где живет моя святая
С пением сладкоголосым?
Улыбается невинный:
Недалече те пределы.
Для нее плетет корзины,
Для нее он точит стрелы.
И пастух стремится дале,
Волю дав воображенью,
И она, и его печали,
Перед ним мелькает тенью —
Синий взор, златые кольца
Кос, уста со сладким стоном, —
Словно в мае колокольцы
С потаенным перезвоном.
И с блаженным содроганьем
Пчелам внемлет он медовым,
В дальний путь своим жужжаньем
Пастуха вести готовым.
Вот минует он ворота,
Вот в саду стоит чудесном,
В ожидании чего-то
Полон счастием небесным.
И внезапная обманка, —
Ах, как сон ему слукавил, —
Появляется смуглянка,
Хоть беглянку он представил.
Отдает он ей корзину,
Стрелы, сладко заточенны…
Не от них ли я и сгину —
Он вздыхает обреченно.
И глядит в колодец темный
И таинственно дрожащий,
Ее глаз — головоломный,
Пагубный, сердцекружащий.
О пастушке возмечтавший
С чаровницей повстречался,
Лишь венки плести желавший
В женских косах заплутался.
Фея, стрелами играя,
В грудь ему одну вонзила.
Пела слаще звуков рая,
А взглянула — пошутила.
Навсегда проститься с нею
Он решил — и удалился.
Глянул издали на фею,
Затворил врата и скрылся.
Там, где гуще стали чащи,
Отрок вслед ему смеется:
Не по нраву взор горящий?
Греза с явью не сойдется?
Лишь одно прикосновенье —
И охвачен ты дурманом.
Сторожу ее владенья
Я, Эрот, малыш с колчаном.
Распознав погибель поздно,
Скрылся юноша в дубраве,
А над ним все небо звездно,
А вокруг — из сна и яви —