Сверкающий, непроницаемый, недвижный и необозримый, простирался вокруг него звенящими голосами сон, сверкающий бедою, коей подвластны и боги, неотвратимый, всеобъемлющий, упраздняющий творенье, сплавлены друг с другом добро и зло, нет числа переплетеньям, нет конца лучистым дорогам, и неземной был свет.
Ничто не вспоминалось и все же целиком было воспоминаньем, погруженным в зловещий и прекрасный свет без святости и без тени, свет неразличенья, свет непреодолимого пограничного пространства, погруженным до самых глубин воспоминанья в переливчато-недвижную пограничную игру судьбы, границу которой, однако, можно переступить, должно переступить, как только игра исчерпает себя, исчерпает до последних глубин.
Взошло солнце. Впереди забелели скалы.
— Эй, рыбак! — окликнул Зигфрид кого-то, кто качался неподалеку в небольшой лодке.
— С нами крестная сила! — ответил человек. — Я думал, что ты — призрак.
Лодка причалила к пустынному берегу. Человек ступил на землю. Поклонился Зигфриду.
— Чья это земля? — спросил Зигфрид.
Рыбак улыбнулся, прищурился и ответил:
— Здесь был город Кэр-Ис.
— Кэр-Ис?
— Да.
— Но где же он теперь? — удивился Зигфрид.
— Видишь ту кучу камней на берегу?
— Вижу. Впереди — лев, потом — конь…
Рыбак засмеялся, обнажив редкие зубы.
— Никакого там нет коня, а просто — камни. И в камнях заводь. Туда летом заплывают самые жирные крабы. Вот там, говорят, и ходит каждый сочельник Святой Гвеннолэ.
— Гвеннолэ? — прошептал Зигфрид, пытаясь понять смысл этого имени.
— Ну, а тебя откуда Бог занес? — улыбался рыбак.
— Я издалека, — ответил Зигфрид, — из королевства славного отца моего Зигмунда.
— Не слыхал что-то, — рыбак пристально рассматривал Зигфрида.
— Ведь здесь недалеко Аберврак? — спросил Зигфрид.
— Ну да, монастырь…
— Так если идти мимо монастырского сада — к колодцу, оттуда в горы, через лес…
— Хватит, — внезапно прервал его рыбак, — сам-то ты кто? Как твое имя?
— Зигфрид.
— Ты рыцарь?
— Да.
— Не верю! — рыбак явно провоцировал Зигфрида обнажив меч. И горячая молодая кровь ударила в голову королевского сына.
— Я докажу тебе, что это правда! Берись за меч!
Как только Зигфрид нанес первый удар, его противник стал просить пощады.
— Постой, Зигфрид, — закричал он, — я не хочу, чтобы ты зарубил меня, как когда-то твой названый отец рыцарь Сигмунд, зарубил твоего деда — брата дракона. Спрячь меч, доблестный воин! Я укажу тебе путь! Я знаю, ведь ты идешь к пещере дракона Фафнира, это брат моей матери. Он строго-настрого приказал мне запутать тебя в лабиринте скал, чтобы ты встретил здесь свою смерть вместо золотых сокровищ.
— Вот как! — удивленно воскликнул Зигфрид.
— Послушай меня, Зигфрид, я старше дракона Фафнира и потому мне известно больше, нежели ему, хотя он приходится мне дядей. Так вот, я знаю, ты убьешь Фафнира мечом работы кузнеца Регина. Но золотые сокровища принесут тебе не мало страданий. Лучше утопи их глубоко-глубоко в море, чтобы никто из смертных не знал о месте их захоронения.
Зигфрид усмехнулся.
— По правде сказать, мне совершенно не приходило в голову забирать с собой проклятое золото. Я лишь выполняю то, что велел мне Господь.
Рыбак, посмотрев в сторону одинокой скалистой вершины, упирающейся в поднебесье своей острой пикой, сказал:
— Неподалеку ожидает тебя смерть. Но если тебе удастся избежать ее, может быть, все обойдется. А теперь ступай вот по этой горной тропе, — и рыбак махнул рукой в сторону восточного склона непрерывающейся скалистой гряды.
— Спасибо, — ответил Зигфрид, — но я устал от долгого пути, — позволь мне отдохнуть вместе с тобой и, если ты не против, я бы очень хотел выслушать твою историю… Историю твоей судьбы… Очень прошу тебя.
Расположившись на скалистой отмели, бок о бок с Зигфридом, рыбак повел свой рассказ:
— Гудеканом зовусь я. Из Арморики милой я родом. Видишь вот все владенья мои… И другие… там, за холмами… Я ныне король Датский… Слушай дальше… Возле синего озера юная мать вечером поздним, в тумане, отошла от моей колыбели. Фея младенца меня унесла в свой чертог озерный. И в туманном плену воспитала. Венком из розовых лоз украсила мои кудри. Дальше я рыцарем хотел стать. Фея долго в объятиях сжимала меня, и, покрыв волосами, плакала долго. Я не знаю, о чем… Потом гадала над прялкой своей… И сказала: «Иди теперь в мир дождя и тумана». И еще сказала: «Людям ты будешь зовом бесцельным…» Вот и все, что я помню о своей судьбе. О судьбе многих известно мне, о прошлом и будущем могу говорить, лишь неясны глубины своего сердца, Зигфрид! — и вдруг неожиданно воскликнул король-рыбак. — Я сейчас расскажу тебе историю, которую мне рассказали дедушка и бабушка.