— Я сам только что нашел ее, отец, — ответил рыцарь.
— Тем лучше, — сказал рыбак. — Ну, а теперь не мешкая приведи-ка ее сюда, на твердую землю.
Но Савва и слышать о том не хотела — уж лучше она отправится с прекрасным чужеземцем в дремучий лес, чем вернется в хижину, где ей во всем перечат и откуда прекрасный рыцарь все равно рано или поздно уедет.
С невыразимой прелестью она запела, обнимая Хегина:
При звуках этой песни старый рыбак горько заплакал, но ее это ничуть не тронуло. Она продолжала целовать и ласкать полюбившегося ей гостя, который, наконец, сказал ей:
— Савва, если тебя не трогает горе старика, то меня оно растрогало. Пойдем к нему!
Она в изумлении раскрыла свои огромные голубые глаза и наконец произнесла медленно и неуверенно:
— Ты думаешь? Хорошо, я согласна со всем, чего ты хочешь. Но пусть этот старик сперва обещает мне, что даст тебе рассказать обо всем, что ты видел в лесу. Ну, а остальное сладится само собой!
— Ладно, ладно, только воротись! — крикнул ей рыбак, не в силах вымолвить больше ни слова. И он протянул ей руки через ручей и кивнул головой в знак согласия на ее требования; при этом его белые волосы как-то чудно упали ему на лицо, и Хегин вновь вспомнил кивавшего головой белого человека из леса.
Но отогнав от себя это наваждение, рыцарь обнял девушку и перенес ее через бурлящий ручей, отделявший островок от твердой суши. Старик прижал Савву к сердцу, осыпал поцелуями и не мог наглядеться и нарадоваться на нее; радовалась и старуха и тоже старалась ласками умилостивить беглянку. Никто уже и не думал упрекать ее, тем более, что и Савва, забыв о своем гневе, осыпала приемных родителей нежными словами и ласками.
Заря уже поднималась над озером, когда они, наконец, пришли в себя после радостной встречи. Буря утихла, птицы дружно запели на влажных ветвях. Так как Савва все еще настаивала на обещанном рассказе рыцаря, старики с улыбкой покорились ее желанию. Завтрак накрыли за хижиной под деревьями со стороны озера, и все уселись, радостные и довольные. Савва, которая ни о чем другом и слышать не хотела, устроилась на земле у ног рыцаря, и Хегин начал свой рассказ…
Зигфрид видел, как приехал он вместе с Хегином в город, что находился за лесом.
— Там я как раз готовился к турниру и другим рыцарским состязаниям, — сказал Хегин. — Я принял в них участие, не щадя ни коня, ни копья. И вот как-то, когда я, отдав шлем одному из моих оруженосцев, остановился у барьера, чтобы передохнуть немного от этих радостных трудов, мне бросилась в глаза прекрасная дама в богатом убранстве. Она сидела на галерее и смотрела на состязания. Я спросил своего соседа, кто это, и узнал, что зовут ее Бертальда и она приемная дочь одного из самых могущественных герцогов этого края. Я заметил, что и она глядит на меня, и, как это бывает с нами, молодыми рыцарями, если поначалу я твердо сидел в седле, то теперь уж и подавно. Вечером я был ее кавалером на балу, и так продолжалось ежедневно до конца торжеств.
Резкая боль в свисавшей левой руке прервала речь Хегина и привлекла его взгляд к больному месту. Савва вонзила свои жемчужные зубки ему в палец, и вид у нее был при этом хмурый и недовольный. Но тут же она заглянула ему в глаза с нежностью и грустью и еле слышно прошептала:
— Вы поступили точно так же!
Зигфрид почувствовал сквозь сон, будто бы где-то, когда-то давно кто-то нашептывал ему те же слова. Небо, усыпанное миллионами звезд, молчало. Лишь золотая змея так же печально смотрела на него своими огромными глазами.
— Эта Бертальда, — продолжал свой рассказ Хегин, — оказалась девушкой надменной и своенравной. На другой день она уже нравилась мне гораздо меньше, чем в первый, а на третий — еще того меньше. Но я оставался при ней, ибо она была ко мне милостивее, чем ко всем другим рыцарям, и так получилось, что я шутя попросил у нее перчатку.
— Я дам вам ее, — молвила она в ответ, — если вы и только вы один расскажете мне, каков же на самом деле этот знаменитый лес, о котором бродит столько дурных толков.
Не так уж нужна была мне ее перчатка, но слово есть слово, и какой же рыцарь, мало-мальски наделенный честолюбием, заставит дважды просить себя пройти такой искус.
— Вы, наверное, полюбились ей? — перебила его Савва.
— Похоже на то, — отвечал Хегин.
— Ну, тогда она, должно быть, очень глупа, — со смехом воскликнула девушка. — Гнать прочь от себя того, кого любишь, да еще в такой лес, о котором ходит худая слава! Уж от меня-то этот лес и его все тайны не дождались бы ничего подобного!