Выбрать главу

Когда заворачиваю к дому, кажется, ветер завывает: «Поворачивай обратно, Джонатан! Спасайся…» А, нет. Это «Led Zeppelin». И не кажется, а на самом деле – папа горланит на весь Крев-Кёр. Иисусе!

Оглядываюсь, проверяя, не высунули ли головы из-за занавесок все старые сморчки-соседи, прижав к ушам телефонные трубки, вызывая копов. Пока нет. Но, черт возьми, кажется, программа на вечер будет как раз такая.

Папа Зеппелин наделал прорех в москитной двери. Затаскиваю Стингреймобиль на веранду, вхожу и вижу:

1) Весь наш оранжевый плюшевый диван в нитях рождественских гирлянд.

2) Папа в труселях-семейниках развешивает их, приплясывая на барной стойке. Ох…

Музыка бух-бух-бухает, сотрясая зеркало, отец умц-умц-умцает в такт своему отражению в зеркале. Нет! В комнате воняет скунсом, что может значить только одно из двух, и я наверняка знаю, что никакого живого скунса, бродящего по дому, у нас нет.

– ПРИВЕТ, ПАП!

Он отшатывается к зеркалу.

– Ты напугал меня до чертиков, парень!

– Извини!

– «Staaairwaaaay…» Слышь, помоги мне… «to heaaaveeeen…» повесить гирлянды.

Сигарета пляшет вверх-вниз, зажатая в его губах, каждое слово соскакивает с нее, как с трамплина.

Ладно, настроение ничего так. Я не против. Сбрасываю ранец на диван, приглушаю музыку, пока она не порвала мне барабанные перепонки, и ныряю под стойку помогать. Обвешанный гирляндами, он похож на пляшущую диораму Солнечной системы.

– Как прошел сеанс, сынок?

– Хорошо.

– Сколько тебе еще лечиться?

– Еще один блок процедур.

– И ты излечишься навсегда.

– Да, навсегда…

– Горжусь тобой, приятель. Я знал, что ты сможешь. Ты – DY-NO-WHOAOA-OA… – Он виляет задницей и спотыкается о часть бутылок, прежде чем я успеваю сгрести остальные в охапку. – Проклятье, сынок! Это хорошо, что ты… – И начинает кашлять. Я выхватываю сигарету, не дав ей упасть на ковер, и гашу о титьки девицы в плейбоевской пепельнице.

БЭТМЕЕЕЕЕН.

Тем временем кашель переходит то ли в пингвинью отрыжку, то ли во что-то похуже…

– Ты нормально себя чувствуешь, пап? – похлопываю его по спине.

– Да… да… Принеси мне пивка, ладно?

Приношу. Он присасывается к бутылке и оседает на солнечно-желтое кресло-реклайнер: тяжело дышит, стирая пот со лба.

– Ты уверен, что все в порядке?

– Доделай за меня. – Он машет рукой на гирлянды, делает еще пару глотков. – Черт побери, сынок. Ты иногда так похож на маму. Эти глаза… твои белые волосы…

Ну, все, началось!

– Слушай. Я когда-нибудь рассказывал, как мы с мамой катались на крутящейся штуке – как ее, «вальс», что ли… на карнавале во время последнего курса?

Да, всего-навсего 1726 раз. Но кто считает? Мне на самом деле нравится эта история. Я люблю представлять, какими они были до того, как я появился на свет.

– И, приятель, ты бы это видел, ее волосы так перепутались с моими, что мы просто склеились друг с другом, понимаешь, как…

– Сахарная вата?

– Да-да-да, и… им пришлось… – Он начинает смеяться, и смех мгновенно переходит в новый тайфун кашля.

– Остричь вам волосы, и вы стали похожи на двух игрушечных пупсов? – договариваю я.

– Приятель… – Он бьет себя кулаком в грудь. – Кха

– С тобой точно все хорошо?

– Да… – Его глаза стекленеют, глядя сквозь меня на барную стойку. – Она была – нечто… – Теперь он там, потерялся в их веселье, кружится на этой самой карусели. – Приятель, я скучаю по ней.

– Да… – Что ж, наверное, все мы иногда застреваем на карусели собственных мыслей. – Так по какому поводу иллюминации? День поминовения? – спрашиваю, подбирая с дивана очередную гирлянду.

– А? О… Хизер. Она сегодня придет. Подумал, надо как-то оживить… ОХ, ОБОЖАЮ ЭТУ ПЕСНЮ!

И он снова вскакивает, прибавляя громкость на тысячу децибел. На сей раз вместо танцпола кофейный столик, с которого с каждым движением во все стороны разлетаются журналы.

– КОГДА?! – ору я.

– «Drank all my…» Что?!.. «wiiiinne…» Скоро… Не знаю…

– Может, стоит одеться?!

– Что?!

– ОДЕЖДА! – показательно оттягиваю ворот футболки.

– Да зачем? – Он подмигивает и кружится, а мне хочется блевануть.

Поднимаю гирлянду.

– Эту куда повесить?

– Потанцуй со мной… – Он хлопает в ладоши и притягивает меня к себе.