– Хорошо. Теперь, когда дело сделано, а мы все еще на Луне, вы должны ответить мне на один глубокий и личный вопрос о вашем детстве, мистер Коллинз.
– Э-э, погодите-ка, я думал, что это я репортер…
– Фруктовый лед с каким вкусом вы больше всего любите?
– ХА!
– Не так близко к микрофону…
– Точно… Это легкий вопрос. «Бомб-Поп». А вы?
– О, безусловно, это «Пушап-Поп». Весь такой апельсиновый.
– Вкусный…
– Ага…
Мы какое-то время молчим, по-прежнему лежа лицом друг к другу.
– Мне нравится быть с вами на Луне, мистер Астронавт, – шепчу я.
– Мы можем прилетать сюда, когда захотим, Джонатан.
– Мы можем остаться здесь навсегда.
– Я бы с большим удовольствием, – тихо говорит он.
– Ты бы остался?
– Да… остался бы…
– …я тоже…
Он берет меня за руку, водит пальцем по линиям ладони. Жалящее ощущение, но я его игнорирую.
– И, может быть, когда-нибудь настанет день, когда нам не придется проделывать такой путь, чтобы оказаться в безопасности, понимаешь? Может, однажды мы сможем остаться… здесь, внизу… понимаешь?
– Может… однажды…
– Да…
– Да…
– Итак… Уэб Астронавт… вы нашли то, что искали?
– Да, Джонатан. Думаю, нашел.
Это было записано несколько часов назад. И вот я снова здесь. Один. Лежу на кровати, уставившись на светящийся лунный плакат, который больше не светится, вертя в пальцах его значок. (Он слетел, когда Уэб прыгал вниз по лестнице, собираясь уходить.) Думаю приколоть его в чулане рядом с запиской Уэба. Чтобы он был в безопасности. На какое-то время.
Перематываю снова и снова проигрываю запись, слушая его голос, слушая свой голос, слушая нас… вместе… в воображаемом мире, который реальнее, чем все, что я когда-либо чувствовал раньше…
Как может чувство быть таким плохим, если мне от него так хорошо?
Не знаю…
Закрываю глаза, по-прежнему ощущая мягкость его ладони, переплетенной с моей.
2 июня 1973 года, суббота
На следующее утро церковь отменяется.
Старла «слишком занята докладом и всякими делами, связанными с концом учебного года и всем остальным. Пожалуйста, не надо меня ненавидеть, ладно?». «Да как бы я смог?» — сказал я.
В любом случае вчерашний вечер занимает все мои мысли, поэтому сажусь на Стингреймобиль – второе после церкви удовольствие в Крев-Кёр субботним утром – и позволяю ветру выдувать из меня мысленити. Проношусь по кварталам, петляю между мальчишками, играющими в бейсбол на улице. Запах свежескошенной травы дразнит ноздри. Исчезаю в лучах солнца, и никто меня не видит.
Жму, жму, жму на педали, пытаясь управлять бесконечными мыслями о том, как мы с Уэбом были на Луне. Да, это было на самом деле. Да, это случилось. И да, это ужасно нехорошо. Тебе следовало бы быть умнее, Коллинз. Мы можем только дружить. Друзья держатся за руки. Это нормально. Посмотри на Старлу. Ты все время держишь ее за руки, и это нормально… но… то, как он держал тебя за руку, было совсем по-другому. Осторожно. Даже бережно. Я не… нет. Тебе нельзя. Ты не должен…
Стингреймобиль останавливается. Я снова на озере.
Смех несется над водой. Делаю козырек из собственных ладоней. Папа в трейлерной деревне. Пухлый маленький мальчик пищит у его ног, подпрыгивая на месте. Папа целует его в макушку, потом сажает на плечи и бегает кругами, уворачиваясь от развешанной на веревке стираной одежды, галопируя, как конь. Хизер смотрит на это и смеется.
Еду по пляжу, останавливаясь у плачущего утеса, прищуриваюсь, пытаясь разглядеть опушку. Его там нет.
Возвращаюсь на берег, запихиваю в рюкзак смятые банки, бутылки и прочий мусор. Вспоминаю, как Старла брала меня с собой в центр города на первый протестный День Земли пару лет назад и мы вопили под Аркой: «Если ты – не часть решения, ты – частица загрязнения!» Боже, я буду по ней скучать…
Езжу по берегу туда-сюда.
Песок, камешки и мысленити взметаются в воздух вокруг меня, кусая ноги, жаля бедра.
Туда-сюда.
Я жду, что он вот-вот появится ниоткуда, как в прошлый раз, и мы сможем поговорить об индейских принцессах, о звездных людях Карла Сагана, о раскрытых тайнах…
И тут это происходит. Я его вижу. Едва не окликаю по имени, но успеваю одернуть себя и быстро прячусь за камень. Он сбегает по лестнице от одной из лачуг на сваях, тех самых, что маячили у меня за спиной, когда мы впервые встретились на пляже.
– Сейчас вернусь! – кричит он то ли кому-то конкретному, то ли никому. Волосы бьются и трепещут за спиной, точно море вороновых перьев, и он летит, летит, летит к дубовой роще, исчезая в густых тенях под пологом крон. И вот его нет.