Петляю по лабиринту раздевалки, прикрывая нос сложенной лодочкой ладонью, потому что вонь стоит такая, будто Обезьяны измазали своими фекалиями все шкафчики. Плюс обезьяний пот. Отвратительная комбинация. Даже хлорка с сосновой отдушкой рядом не стояла.
На какой-то миг из груди вырывается вздох облегчения и приходит осознание: «Вот и все. Я дожил. Предпоследний школьный год завершен. Доклад сделан. Наконец-то я один! Хвала Зигги, наконец-то я один!»
А потом заворачиваю за угол, и мои мысли стремительно распадаются – вместе с клетками тела. Скотти и отряд Говнюков-Обезьян сгрудились в кучу бугрящейся мышцами вони, с улыбками, растянувшими морды, превратившими их в одного большого, скалящего зубы демона.
– Думал, так легко отделаешься, Коллинз? – лениво цедит Скотти. – Я ж говорил у костра, что это еще не все.
Моя первая мысль: …
Моя вторая мысль: бежать.
Разворачиваюсь и с размаху врезаюсь в Невероятного Реднека[47], гигантскую массу обезьянистости, по сравнению с которой и Кинг-Конг покажется хиляком. Клянусь, от него даже несет гнилыми бананами. Зубы такие же желтые и пятнистые. Он пихает меня обратно.
– Ху-ху-ху! Ха-ха-ха! – Обезьянам вернули игрушку. Думай, Коллинз. Соображай. Каков единственный супергеройский дар твоей субтильности? Я быстр, увертлив и способен проскользнуть в самую крохотную щелку в мгновение ока.
Падаю на четвереньки и пытаюсь проскользнуть между ног какого-то Обезьяна. Его мускулистые лодыжки смыкаются на моих ребрах медвежьим капканом. Я издаю звук, напоминающий сипение, которое издают сжатые мехи аккордеона. Обезьяны в восторге.
– Ху-ху-ху! А-ха-ха-ха!
– Где твоя подружка? – рявкает Скотти.
БЛЯМС. Комок слюны одного Обезьяна попадает мне в глаз. Точно кислота, прожигающая череп. На пару секунд я слепну и пытаюсь стереть жгучую гадость, а когда открываю рот, чтобы завопить…
БЛЯМС. Еще один плевок расплескивается по языку, стекает в горло. Давлюсь. Вкус как у плесневелого табака, который жевали весь день, и он прожигает дыры в моем пищеводе, клянусь.
– Черт подери, да он как вертлявая белка! – восклицает четырехсотфунтовый балаганный шут. Рывком ставит меня на ноги. От этого Обезьяны ревут еще громче.
Мой разум парализован. Не могу вспомнить ни единого супергеройского приема или плана побега, поэтому притворяюсь мертвым, замораживая все нервы в теле, стараясь не показать ни тени трепета, стоя среди них.
– Где твоя гребаная подружка?! – вопит Скотти, приближаясь ко мне.
– Оставь его в покое! – пищу я.
– Я тебя не расслышал, ГОМИК!
Он в считаных сантиметрах от моего лица.
Пытаюсь телепатически заговорить с ним, зная, что это ни в коем случае не должно быть услышано другими: «Мы когда-то были друзьями, помнишь? Тусовались вместе каждый день. Мы ездили на великах в воображаемые миры. Помнишь?»
Клянусь, он меня слышит. Искра печали мелькает в его глазах, всклоченная челка встопорщивается, когда он выдыхает:
– Что ты сказал, гомик?!
– Оставь его в покое, – шепчу я. – Делай со мной, что хочешь. Только пусть его это не коснется.
Улыбка растягивает его щеки.
– Ну-ну, ребята, правда же, это так мило?! Маенький Джонатанчик говолит, что мы можем сделать с ним все, что захотим.
– ХУУ-ХУУ-ХУУ! А-ХА-ХА!
– Что скажете, парни? Как думаете, что следует сделать? – Его глаза шарят по моему лицу, словно он медленно выжигает собственные инициалы электрошокером для скота.
Он так близко, что его мышцы трутся о мои ребра. Его тело: бугрящаяся масса зрелого пота.
– Я сыт тобой и этим твоим Тонто[48] по горло, – говорит Скотти так, чтобы слышал только я. Хлопает меня ладонью по щеке. – О чем ты только думал, когда с ним тусил, а?! Неужто не догадывался, чем дело кончится?
Я заталкиваю слезы обратно, как можно глубже.
– Отвечай мне!
– Нет.
– Нет – что?
– Нет. Не догадывался.
Он смеется и отступает к остальным Обезьянам, а мир теряет последние краски, когда он переводит взгляд с моего лица ниже.
Я следую его примеру и вижу то же, что и он: безошибочную, неопровержимую Эрекцию Баскервиллей.
Нет.
Тысяча мысленитей разлетается из моей головы, и ни одна не имеет смысла.
– Срань господня, да он на самом деле гомик! – вопит один из Обезьян.
– НЕТ, НЕ ГОМИК! – Эти слова вырываются из меня с такой силой, что Скотти отшатывается и заваливается на спину. Я разворачиваюсь, чтобы бежать, и тут:
– ОСТАВЬТЕ ЕГО В ПОКОЕ!
Все замирают.
Поднимаю взгляд и вижу его: Уэб. C моего места внезапно кажется, что в нем, стоящем на скамейке, все шесть метров роста.
47
Ре́днеки (