– Я иду, детка! Кто не спрятался, я не виноват!
Папа. Уже ближе.
Я толкаю Уэба.
– УХОДИ!
Он смотрит на меня, ошеломленный, сломленный. Его взгляд разрывает мне сердце пополам.
– Не будь, – шепчет он. – Не будь таким, как они…
– Просто УЙДИ! Пожалуйста.
Он, пошатываясь, встает, бежит, исчезает среди деревьев.
Резким жестом вытираю глаза, пытаюсь восстановить дыхание, сердцебиение. Деревья валятся с корнем, скалы рассыпаются, звезды умирают, луна падает, падает, падает вместе с индейской принцессой.
– Вот-вот! Беги туда, где тебе место! – кричит вслед Хэл.
– Пожалуйста, не говорите папе, что я был здесь, – говорю им. – Пожалуйста!
Хизер морщит нос. Хэл ухмыляется.
– ПОЖАЛУЙСТА!
– Не могу ничего обещать, – отвечает она.
– Иисусе, да этот водопад – какое-то безумие! – кричит снизу папа. – Как вам удалось взобраться так быстро?
Он уже у вершины.
Бегу. Оскальзываюсь и скатываюсь по другой стороне горы. Путаюсь ногами в песке. Запрыгиваю на Стингреймобиль.
Мир сливается вокруг меня в акварельное пятно отвращения и стыда. «Лайт-Брайт» в небе выдернули из розетки. Тучи застят луну. Да и была ли она? Были ли звезды? Наверное, нет. Наверное, я их вообразил. Как и все остальное.
Бросаю Стингреймобиль на веранде. Бегу на второй этаж. С грохотом захлопываю дверь. Завывая, молюсь Зигги на Кресте. Молочу кулаками стены, даю себе пощечины, хочу избить себя до кровавого месива.
Ненавижу, что я есть.
Ненавижу, что я сделал.
Все то, что произошло на озере.
На том же самом месте. Где когда-то случилось ЭТО.
Когда Скотти подарил мне первый поцелуй.
10 июня 1973 года, воскресенье
Ни разу не пошевелился.
Не поел.
Не перестал плакать.
Растаял и растекся лужицей в ничто.
И даже этим быть недостоин.
Держу в руках Зигги на Кресте. Сжимая крепко-крепко. Молясь, чтобы стать кем-то другим. Не выходит.
Надеваю наушники, включаю проигрыватель на максимальную громкость, пытаюсь взорвать мысли ядерным зарядом. Не выходит.
Глаза Зигги в чулане не искрятся.
Мама не улыбается.
Даже собственный голос слышать нестерпимо.
Я болен.
Я сломан.
Не могу дождаться завтрашнего дня.
Я все исправлю. Раз и навсегда.
Другого пути нет.
Крест в моей руке ломается пополам.
11 июня 1973 года, понедельник
Все неудобно. Приходится сесть на этот дурацкий восточный ковер, который с тем же успехом мог бы быть занозистой доской. Потому что, если я еще раз услышу скрип кожаного дивана, сам позвоню медсестре Рэтчед[54]. Я и без этого на грани.
В кабинете доктора Эвелин так жарко, что краска сползает со стен. Плачет. Эта комната оплакивает меня. Потому что больше слез не осталось. Футболка так колет кожу, будто вшиты шипы. Я пытаюсь содрать ее с себя, вышвырнуть в окно. Пытаюсь содрать с себя шкуру, влезть в новую. Ничего не помогает. Ничего.
Кроме одного – моих процедур. Это единственная причина, по которой я вышел из комнаты, единственная причина, по которой я здесь. Если и они теперь не помогут, то не поможет ничего.
Скорчившись на полу, опустив голову между колен, я тру кисти рук друг о друга, как сухие деревяшки, словно собираюсь развести костер и сжечь себя дотла.
По крайней мере, есть надежда.
Вскакиваю, когда она входит.
– Как у нас сегодня дела, Джонатан? – Ее настроение сплошь солнечный свет и леденцы, и я разрываю его в клочья одним убийственным взглядом. – Что случилось?
Она бросает на стол голубые очки, и глаза расширяются, наполненные той свойственной каждой матери на планете заботой, от которой волосы встают дыбом. Я ее не заслуживаю, этой заботы. Не сейчас.
Начинаю расхаживать взад-вперед позади кожаного дивана. Не могу заставить себя смотреть на нее.
– Это снова случилось, – говорю голосом, как у термита, господи боже мой.
– Что?
– Вы знаете, что, – огрызаюсь я, продолжая расхаживать.
– Мне нужно, чтобы ты мне сам сказал.
– Нет.
– Джонатан! Мне нужно, чтобы ты рассказал мне, если мы сегодня хотим чего-то добиться. Сядь и…
– НЕТ!
Может, если я буду ходить достаточно быстро и топать достаточно сильно, половицы сотрутся в пыль и разломаются на куски, а я провалюсь к центру… Нет! Не сейчас. Больше не играй в эти дурацкие игры с воображением. Ты здесь. Ты должен разобраться. Это единственный способ… Дерьмо! Кажется, она что-то говорит. Так и есть.
– …а может, и нет. Есть и другие способы, так что, может, это не…
– Что? – останавливаюсь, глядя на нее. Ее волосы убраны в хвост, натягивают кожу лица, отчего кажется, будто она встревожена сильнее, чем, наверное, есть на самом деле. Она в длинном платье, которое, я совершенно уверен, сделано из полиэстеровых брюк моей бабушки, раскроенных на куски и сшитых вместе заново. – Что вы сказали?
54
Персонаж романа Кена Кизи «Над кукушкиным гнездом» (1962), по которому в 1975 г. был снят знаменитый фильм «Пролетая над гнездом кукушки».