Он встает из-за стола.
– У меня нет выбора. Как и у тебя. Распоряжение врача! Как я понял, нам нужно «время вдвоем, чтобы укрепить узы между отцом и сыном».
– Зачем?
– Ты не вылечился.
Каждое слово пронзает колом мое сердце.
– Да чем это поможет-то?!
– А мне откуда знать, черт подери? Она провела какие-то там хитрые исследования. Полагаю, теперь я во всем виноват… – Папа начинает наливать себе еще кофе.
– Что? Это не…
– Сказала что-то, типа, у тебя нет мамы, а я слишком отдалился от тебя, и – БЭМС, ты стал такой, какой есть. – Ставит кувшин от кофеварки обратно на стол. – Поэтому мы должны поехать куда-то там, чтобы ты глубже погрузился в свою мужскую энергию – она так и сказала, мужскую энергию… и еще какая-то там хиппи-диппи-нью-эйджевская чушь, в которой я не разбираюсь…
– Что?.. Но я не… Почему именно на озеро?
– Это единственное место, которое пришло мне в голову!
– Я не хочу ехать.
Мне нельзя. Не поеду.
Он смеется.
– Думаешь, я хочу? Это не обсуждается. Я не собираюсь вешать на себя вину за твои дела. Только не после всего произошедшего. И я уже переговорил с Хизер.
– Что? Ты переговорил? Когда? И что она сказала?
Я сознаю, что мой тон становится все более и более истеричным. Я слышу. Но с каждым новым предложением, которое он произносит, меня словно побивают камнями до смерти.
– Она не знает, зачем мы едем. Просто думает, что ты хочешь пообщаться с ней. Понял? Едем на озеро. И точка. Мы хорошо проведем время. Если этого не сделать и эта клятая хитрость с «узами» не сработает… – Он снова качает головой. – Ну, я даже не знаю, что тогда. Просто собери вещи. Выезжаем через пару часов.
– Что? Сегодня? Сейчас?!
– А у тебя были грандиозные планы? Да, сейчас! Ты должен вылезти из своих чокнутых мыслей, а не запираться в этой чокнутой комнате. Иди наверх и собери вещи!
Ему невдомек, что моя чокнутая комната – единственное место в этом мире, где я чувствую себя в своем уме.
Это имела в виду доктор Эвелин под словами «помочь мне»?
Та еще помощь.
Я бы лучше еще тысячу раз прошел процедуры.
Пару часов спустя сумки собраны, и я жду, сидя в чулане. Сплошь дерганый комок нервов. Может, чуть перебрал с «питер-пол-и-мэри» после разговора с папой. Включаю магнитофон, чтобы записать этот момент, на тот случай, если он будет для меня последним:
«Добрый день. Это Джонатан Коллинз, прямая трансляция из моего чулана. Сегодня 29 июня 1973 года, пятница. Доктор Эвелин говорит, что я не вылечился, – что ни для кого не является новостью, – и я приговорен к смертной казни посредством озера Крев-Кёр. Если не вернусь, пожалуйста, отдайте все мои альбомы Старле».
Выключаю запись. Потом включаю снова.
«Ах да, и, пожалуйста, скажите Уэбу, что я прошу прощения».
Щелк.
Боже. Следовало сбежать со Старлой, пока была возможность!
В чулане тихо. Словно все так же потрясены, как и я. Глаза Зигги не моргают и не поют. Страницы National Geografic не шелохнутся. Даже мамин портрет безмолвствует. Это единственное сохранившееся изображение: последний курс колледжа, 20×25 сантиметров. Спас ее от массовой бойни 1966 года. (Через пару дней после смерти бабушки папа так напился, что решил сжечь все, что осталось от мамы. Без объяснений. Он просто кричал: «Больше никогда, больше никогда, больше никогда…» – и сжигал все вещи в камине. Я выхватил фотокарточку, когда он отвернулся.)
– Послушай, мне нужна помощь, – говорю я, держа фотографию в руке. – Я знаю, что это всего на неделю, но мне нужно, чтобы ты защищала и прятала меня. От всех, особенно от Уэба. Если он вообще там. Он мог уехать, наверняка; надеюсь, что уехал… Нет, не надеюсь. Если бы я смог еще хоть раз увидеть его, я бы… Нет!.. Р-рррр, я не знаю! Мне нужно просто пройти через это, НУЖНО, понимаешь? Заставить папу и доктора Эвелин думать, что я излечился навсегда, чтобы меня оставили в покое. Прошу тебя!
«С тобой все будет в порядке, жучок!» – подмигивает мама и улыбается.
– Вот еще! Как ты можешь быть так уверена?
«Мать всегда знает такие вещи…»
Ее голос – нечто среднее между мелодичным ангелом и воркующей голубкой. И выглядит она так, что могла бы составить конкуренцию Мэрилин Монро.
«Значит, на озеро, верно? Чтобы с пользой провести время с папой?»
– Можно и так сказать, если хочешь.
«Он не всегда был таким, ты знаешь. Я ни за что не влюбилась бы в него, если бы это было так».
– А почему ты в него влюбилась?
«Ты что, шутишь?» Наклоняется и шепчет, словно ее могут подслушать другие: «Он был красивее Дина, Брандо и Клиффа, вместе взятых. Все его обожали. А я была той счастливицей, что его заполучила». Она подмигивает и отстраняется.