И я хочу утонуть в нем.
Шш-КРАК. АЙ! Я будто снова пристегнут к электрическим проводам. Но, во всяком случае, если бы в моих руках была паническая кнопка, я не стал бы ее нажимать. Ни в коем случае. Я даже не хочу, чтобы этот слайд сменялся другим.
Он смотрит на звезды. Хотел бы я сейчас быть там. Тогда он смотрел бы на меня. Боже-боже-боже-боже.
У меня получается, получается… АЙ!
У меня определенно, абсолютно, без тени сомнения, на одну тысячу процентов не получается.
30 июня 1973 года, суббота
Утром я принимаю официальное решение, что утопление – НЕ ТОТ способ кончины, которого я для себя хочу.
После того как Свинота Джо дал папе алюминиевую лодку, две удочки, ящик для снастей – и, по всей видимости, ящик пива и бог-знает-что-еще, – мы описываем круги посреди озера, папа горланит тему из «Острова Гиллигана»[69], исполняя какой-то странный импровизированный стриптиз. О нет…
Полюбуйтесь – укрепление отцовско-сыновьих уз, день второй.
Я сто раз пытался всмотреться в дом Уэба – то ли помахать и дать ему знать, что я здесь, то ли увидеть, как он покажет мне кукиш, то ли не знаю что, – но нас крутит так быстро, что непонятно, как мы до сих пор не перевернулись. Не иначе как чудом.
– «Three-houurrrr touuuuurrr…» – Папа срывает с себя рыбацкую шляпу и что-то изображает «джазовыми ручками»[70]. Все страньше и страньше. – Эй, да расслабься же ты, сынок, Иисусе Христе… – Пытается задрать мои руки к небу, но они приклеены к моей груди суперклеем, так что все попытки оказываются тщетными. – Во-от ты прям как твоя мама. Она тоже ненавидела воду… Эй, а я тебе рассказывал, как мы с ней провели день на озере Озаркс и объелись хот-догами, а потом сели в лодку ее папочки, и ее ТАК ТОШНИЛО…
Да, вот так она и получила прозвище Энни Франкфуртер. Не лучший момент ты выбрал, папа. Меня вот-вот вывернет наизнанку.
– О ХОСС-ПА-ДИ, как это было забавно… немножко неприлично, но забавно. Эх… о-хо-хо…
Ну, хоть он в хорошем настроении. Для протокола: если мы таки перевернемся, буду использовать папу как плавсредство. «Управляй негативом».
После того, как он разворачивает лодку и из трейлеров нас больше не видно, отец бросает мне весло и откупоривает бутылку пива.
– Видел, как я это делал?
– Ага.
– Хорошо. Билли прав, у тебя ручонки, как у девчонки. Нужно нарастить их. В смысле, мышцы. Я готов тебе помочь, сынок. Итак, внимание!
– Угу.
– Урок первый, – объявляет он незримой аудитории. – Внешность – это все. Ты должен выглядеть как мужчина, чтобы люди считали тебя мужчиной и перестали до тебя докапываться.
Бульк-бульк – пиво, буэ – отрыжка.
– Урок второй…
ПЛЮХ. Он небрежно кидает пустую бутылку в озеро. Я подтаскиваю ее веслом и бросаю на дно лодки.
– Когда люди думают, что ты мужчина, ты начинаешь мыслить как мужчина… где мои чертовы сигареты?.. а когда начинаешь мыслить как мужчина, весь мир в твоих руках. Дошло? – Возится с зажигалкой, прикуривает мятую сигарету, найденную в ящике для снастей, отплевывается от табачных соринок. – Дошло?
– Дошло.
О чем он? Понятия не имею. Только бы перестал болтать, и только бы число «уроков» не дошло до тридцати, иначе я сам прыгну в воду. Кроме того, гребля – занятие для уток: прошло всего пять минут, а предплечья уже пылают огнем, кажется, я умираю.
– О! О, я знаю, что делать! – Долгая сиплая затяжка, и он тычет в мою сторону сигаретой. – Твоя девчонка уехала на все лето. Нужно найти другую, пока мы здесь. Не могу поверить, что мне раньше это в голову не пришло! Считай, ты ни разу не пробовал настоящего «вишневого пирога», пока тебя не угостила одна из здешних.
Да, он действительно это сказал. Да, он в это верит. Как повторяет Старла, «иногда я прямо диву даюсь, что ты – сын своего папаши». Ага, я тоже, детка.
– Точно, так и сделаем. Я попрошу Хизер. Да-да, это самый верный путь. Мы вылечим тебя навсегда, парень, даже если это будет последнее дело в моей жизни! Ты увидишь. Ты все сам увидишь…
О.
Да, уже вижу.
Удовлетворившись ролью наставника, он ложится на спину и блаженно досасывает остатки пива. Я помалкиваю. Тем меньше вероятность, что он вспомнит этот разговор: на жаре алкоголь делает свое дело втрое быстрее, и через считаные минуты папа отрубается.
Наконец-то.
Солнце давит на небо многотонной тушей.
Я обмахиваю потную грудь футболкой, закрываю глаза и перестаю грести. Нас качает на волнах. Вода плюхает по алюминиевым бортам, слабый ветерок ерошит мне волосы. Такое ощущение, что сейчас на планете нас осталось только двое, дрейфующих посреди ничто.