Входит какая-то женщина во всем белом. Помада на ее лице кажется слишком красной. Странно.
– Ну, привет-привет, – говорит она и бодро подмигивает. Если бы мог поднять руку, врезал бы ей.
– Я умер? – приходится задать этот вопрос целых три, блин, раза, прежде чем прорезывается голос.
Она смеется и говорит:
– О нет, миленький! Ты очень даже жив. Однако здорово нас напугал.
Не понимаю, что смешного. Весьма логичный вопрос, учитывая все белое, и я не знаю… Во всяком случае, наверное, я надеялся на другой ответ.
– Жизненные показатели прекрасные. – Слышу тем временем. – Давление в норме, дыхание стабилизировалось, снимки чистые.
Сперва думаю, что она разговаривает со мной, но потом вижу, что за ней стоит кто-то еще, стоит и пишет на планшете. Мне кажется, это Уэб: длинные черные волосы. Пытаюсь вскочить, но не могу шевельнуться.
– Привет, Джонатан. Ты выздоровеешь, все будет хорошо.
Доктор Эвелин. На ней белый вязанный крючком свитер, и она напоминает кружевную салфетку.
Потом вижу папу, ссутулившегося в кресле в углу, тяжело дышащего. Комок серой бесформенной глины. Единственный во всем этом Сладком Королевстве, у кого на лице нет радости.
Три дня назад:
Глаза открываются. Хочу пить. Нет, не просто хочу. Изнемогаю от жажды. Наверное, заблудился в пустыне. На всю жизнь.
Я один в палате. А, нет, не один. Кто-то стоит. Когда подходит ближе, у меня останавливается сердце. Хэл. Его лицо: искалеченный шедевр Пикассо, покрытый неровными синяками и с повязкой на левом глазу. Тот уродливый шрам на щеке изгибается в улыбке.
Сердечный монитор заходится паникой.
– Вижу, я тебя по-прежнему волную, – шепчет он.
Пытаюсь закричать, но голоса как не было, так и нет. Разве здесь не должно быть какой-нибудь кнопки, которой вызывают медсестру, или…
– Эту штучку ищешь? – Оказывается, он держит ее в руках. – Не беспокойся, я ненадолго. Просто хотел поздороваться и сказать, что тебя на озере ужасно не хватало. И еще… – Наклоняется ближе, так что его язык цепляет мое ухо. – Видишь, что случается, когда ты меня подводишь? – Отстраняется. – Кажется, его последними словами были: «Не надо, пожалуйста, не надо!» Ц-ц-ц! Ай-яй-яй! Никуда не годное последнее слово!
Я бросаюсь вперед, но он отпрыгивает. «Это неправда, тебе это с рук не сойдет!» – хочется крикнуть. Но не могу. Сердечный монитор принимается неистово пищать. Вбегает медсестра, за ней другая.
Хэл вскидывает руки.
– Не знаю я, что случилось! Он попытался обнять меня, и…
– Все в порядке, мы уже поняли, – говорит сестра. – Возможно, вам стоит ненадолго выйти из палаты, сэр.
– Не-не-не, я ухожу. – Он останавливается у двери, подмигивает. Я бьюсь и рвусь; медсестры вдвоем прижимают меня к койке; игла входит в вену.
Вчера:
Бормотание переходит в тихий разговор. Открываю глаза и вижу у изножья кровати доктора Эвелин и папу. У нее на голове повязан платок, волосы убраны назад, лицо раскраснелось от солнца, а кожа напоминает кучку пепла в пепельнице. Он сутулится, тяжело, со свистом дышит. Никто не заметил, что я проснулся, поэтому закрываю глаза и подслушиваю.
ДОКТОР ЭВЕЛИН
Он не выдержит еще одного раунда процедур, мистер Коллинз! Его организму слишком досталось. Вы это понимаете?
ПАПА
Да, но что еще можно сделать? Я все испробовал.
ДОКТОР ЭВЕЛИН
Ему в первую очередь нужно побыть дома с вами. Заново адаптироваться и вернуться к нормальному распорядку. После этого сможем обсудить варианты.
ПАПА
Я просто хочу помочь. Хочу, чтобы он был счастлив.
(Пускает слезу. Не могу понять, взаправду или играет. Фальшью отдает.)
ДОКТОР ЭВЕЛИН
Понимаю. Как и я. (Наверное, сейчас она гладит его по спине.) Он сильный мальчик. Один из самых сильных, кого я знаю. Я была неправа, мистер Коллинз, когда…
ПАПА
Неправы?
(Неправа? Приоткрываю глаза. Так и знал, что он притворяется: глаза сухие, ни слезинки.)
ДОКТОР ЭВЕЛИН
Насчет моей оценки… извините, я не собиралась сейчас об этом говорить… Здоровье Джонатана в приоритете, но… есть другие… варианты, которые следует изучить, другие… виды лечения. Может быть. Я уже некоторое время собираю информацию на эту тему, и мне нужно еще поговорить с коллегами, но… Прошу прощения. Я не хочу недомолвок, вначале обсужу это с Джонатаном, когда он отсюда выйдет, хорошо? Выясним, чего он хочет, прежде чем двигаться дальше. Но он будет. Двигаться дальше. Ладно?
(Вот у нее по щекам текут настоящие слезы.)
Отец снова пытается заплакать. Лживый лицемерный притворщик.