Зажмуриваюсь, чтобы заставить звуки исчезнуть, чтобы заставить исчезнуть себя. Вернуться в сон. Что она имела в виду под словом «неправа»? Одно знаю наверняка: я больше никогда не соглашусь на эти процедуры, так что можете забыть об этом, доктор Зло-Эвелин. Я превращу собственное проклятое «я» в… нет, я убегу, чтобы найти Уэба. Да. Мы поедем на трейлере в закат, сквозь звезды, начнем вместе новую жизнь на Луне… да…
ДОКТОР ЭВЕЛИН
Он совершенно необыкновенный мальчик, мистер Коллинз.
На Луне… Да…
Этим утром: едем домой.
На переднем сиденье «Кадиллака» обнаруживается прореха в ткани, которой я прежде не замечал. Возле ремня безопасности. Интересно, откуда и когда она появилась. Может, когда отец был вусмерть пьян вечером, перед тем как мы отправились на озеро…
Он молчит. Я молчу. Мир молчит. Так даже лучше. Думаю: может, вообще никогда больше не разговаривать с людьми. Они пользуются словами, чтобы как можно сильнее ненавидеть друг друга. И я не желаю быть одним из них. Просто хочу разговаривать с самим собой – как, собственно, и делал все эти годы. Так безопаснее…
Чувствую себя выброшенной Старлой подушечкой для иголок: прорех во мне натыкано столько, что толку от меня уже никакого. Не просто усталость. То, что выходит за ее рамки. Интересно, есть ли для этого специальное слово. Заняться, что ли, изобретением?
Господи, как я скучаю по Старле! Прошел месяц после ее отъезда. Целый месяц. Остался еще один. Не доживу…
Сворачиваем к дому. Все выглядит прежним, но ощущается иным. Как там написала Старла в записке? «Словно я призрак собственной истории». Ага. Я будто вплываю обратно в прежнюю жизнь, которая стала мне мала… Прямо в точку.
Узнаю́, какой сегодня день, только благодаря телевизору: 11 июля 1973 года, среда, – дата видна в нижней части экрана. Опять «Уотергейт». Папа по-прежнему одержим им – а может, слишком ленив, чтобы переключить канал. Сидим и тупим в экран. Два исследователя, каждый из которых потерял того единственного человека, к которому более всего неравнодушен.
Время от времени разогреваю ему замороженный обед и приношу выпивку. Но он ничего не ест. Просто лежит, пялясь в телевизор. Даже спит там же. Больше не ходит в «Блюзовую нотку», не встречается с Хизер. Что-то определенно не так. Наверное, я сильно подвел его. Он бросает курить, и это нечто.
Иногда смотрю телевизор вместе с ним – все тот же Уотергейт, – когда становится тошно пялиться в потолок. Когда смотрю телик, становится странно. Возникает ощущение, что каждый выступающий – большой и толстый лжец, погрязший в одной большой и толстой лжи.
Наверное, не у меня одного.
12 июля 1973 года, четверг
На следующий день выхожу во двор, чтобы забрать почту и глотнуть свежего воздуха. И получить первый кусочек солнца. Неделю назад я им пресытился, а теперь мне его мало. Я стал бледнее, худее и пахну перцем и болезнью. Наверное, следовало побрызгаться дезодорантом. Может, принять душ.
Еще кое-что новенькое: похоже, в больнице мне вытягивали ноги. Я теперь бьюсь головой о потолок, когда спускаюсь с лестницы. Раньше такого не случалось. И голос словно выполнил команду «упор лежа принять». Наконец-то решил, что хватит, пора нагонять Обезьян, как я полагаю. Не то чтобы это было особенно важно. Так, ерунда.
Почтовый ящик забит. Удивительно, что почтальон не вызвал полицию или спасателей, решив, что мы умерли. Иисусе! Да здесь почта за все две недели! Запихиваю ее без разбору в рюкзак, который теперь повсюду ношу с собой, потому что он хранит его запах после последней ночи, которую мы провели вместе: жженого дерева, трав, мыла, вишни, мужского пота, улыбки от ямочки до ямочки, которой больше нет.
На землю планирует открытка от Старлы. Проштемпелевана 5 июля. Та, которую я купил в музыкальном магазине: фотография Зигги Стардаста на «молитве». Та, на которой я написал: «НЕ ТЕРЯЙ ВЕРЫ».
Да, все верно.
Ведущий в новостях сказал, что Дэвид Боуи списал Зигги Стардаста в утиль 3 июля: больше никогда не будет его играть; убил раз и навсегда. Люди, пребывая в состоянии шока и благоговения, плакали на улицах, бесцельно слонялись, точно слепые, словно взорвалась настоящая атомная бомба…
По мне, так ничего удивительного.
Еще одна полароидная фотография прикреплена к обороту открытки. На сей раз Старла стоит перед Белым домом, держа в одной руке самодельный плакат всех цветов радуги с надписью: «Я – ЖЕНЩИНА, А НЕ ПИШУЩАЯ МАШИНКА». Волосы на голове по-прежнему парят облачком. Другой рукой обнимает за талию какого-то парня: чернокожего, худого, красивого, идеального. Оба улыбаются. Ну, в смысле, он улыбается, а она целует его в щеку. Долго разглядываю фото. Хорошо сочетаются. Я это чувствую.