Наши лица зависают друг перед другом, точно отражения в зеркале. Только он – отражение того, что у меня внутри.
– Давай не будем разговаривать, – прошу я. – Мне просто хочется побыть здесь. С тобой.
Он кивает, но не улыбается.
Опускаю на пол рюкзак и ложусь на кровать рядом с ним.
– Джонатан?
– Да?
– Я возвращаюсь домой.
Приподнимаю голову.
– Сегодня?
– Уезжаем утром. Рано. Я все это время ждал, понимаешь, надеялся, что ты…
– О… Прости, я не мог прийти раньше. Я…
– Все нормально. Я понимаю…
Притираюсь к его груди, чтобы стать тем самым значком, прикрепиться навсегда.
– Как бы я хотел приехать к тебе!
– И я, – отвечает он. – Может, когда-нибудь…
– Да. Когда-нибудь. Может быть…
Целует меня в макушку.
– Ну, всегда ведь остается Луна… – шепчет.
– Да…
Мы крепко обнимаем друг друга. И я снова в безопасности. Мое силовое поле.
Я растворяюсь в воде, льющейся с потолка, в черной дыре, ведущей в иновремя.
Когда-нибудь, думаю я. Может быть…
Вдыхаю запах свежесрезанных эвкалиптовых листьев и луговых трав. Мое дыхание замедляется в такт его.
Закрываю глаза, уплываю…
Ресницы трепещут и распахиваются. Навстречу жаре, жженым травам, моей щеке, склеившейся с его.
Слышу тихое похрапывание дедушки в другой комнате. И ветерок, шепчущий в окне. Не знаю, сколько прошло времени. Возможно, не одно десятилетие. Ощущение, что не меньше. Словно мы приклеены друг к другу не одну жизнь. Грудь Уэба вздымается и опадает вместе с размеренными вдохами и выдохами. Тихий покой, который мы наконец делим на двоих.
Не хочу уходить из этого мига. Хочу закупорить его в банку или сфотографировать на «полароид» и сделать татуировку на лице, чтобы всегда видеть его…
Но надо идти.
Уэб не просыпается. Я не должен будить его, иначе он меня не отпустит, особенно если поймет, куда я собрался…
Поэтому нежно целую его губы и выскальзываю из его рук.
Осторожно спускаюсь по скрипучим ступенькам и седлаю Стингреймобиль. Дождь кончился. Тучи укатились прочь. Почти полная луна сияет, словно маяк, ведя меня вперед. С каждой прокруткой педалей желудок сжимается все сильнее. Боже мой, даже велосипед сопротивляется. Никогда не думал, что снова отправлюсь туда. Никогда.
Мир затих. Даже цикады. Земля затаила дыхание вместе со мной.
Может, я не до конца все продумал. Может, его не окажется дома. Может, он вышибет из меня дух прежде, чем я успею открыть рот. Или что похуже. Может… Да, я определенно не продумал все. И плевать. Я не отступлюсь. Теперь только одно имеет значение.
Трейлер светит глазами в темноте, словно отбрасывая меня назад. Тень проходит по занавескам, пронзая холодком позвоночник. Гремит музыка. Кажется, Led Zeppelin. А может, Steppenwolf, не знаю. Останавливаюсь перед последним поворотом. Нервы горят огнем, но на сей раз иначе, не превращая меня в дерганую развалину. Фокусируя. Никогда в жизни не был настолько свирепо сосредоточенным. Я готов.
Стингреймобиль въезжает в тень. Хэл поет. Если это можно так назвать. Как по мне, квакает жабой. Определенно, Steppenwolf. Поднимаю глаза. Луна сегодня яркая, как никогда, со странными радужными переливами, словно можно заглянуть сквозь нее и увидеть другую сторону. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох, иду к трейлеру.
Теперь теней на занавесках две. Да, на это я не рассчитывал… визгливый смешок Хизер протыкает стенки трейлера. Ну вот. Лучше не придумаешь… Чую запашок травки. И благовоний – тех, с древесной ноткой, которые обычно зажигает папа. Занавеска у кровати чуть отдернута в сторону, и мне впервые удается заглянуть внутрь.
Хизер дергается под музыку – волосы всклочены, забраны в конский хвост, больше напоминающий крысиное гнездо. На ней розовые шортики и обрезанная футболка с Деннисом-мучителем. Хэл без рубашки валяется на кровати в красных спортивных трусах и вечной красной кепке, листая «Плейбой», затягиваясь косячком.
Ух ты, Уэб-то правду сказал! С той ночи миновало девять дней, но видок у него еще тот: левый глаз перебинтован, обведен всеми цветами побежалости до самого уха. Правый глаз – багровое месиво. Все лицо и грудь опухшие, изрисованные синяками, порезами и запекшейся кровью, точно неудавшаяся картина Поллока.
– Где у тебя сигареты? – кричит Хизер, роясь в ящиках. – Бернадетт просила захватить парочку.
– Глянь под раковиной, в мусорном ведре бычки.
Она показывает ему средний палец, потом поворачивается и смотрит прямо на меня.