Однако Моисеева религия не исчезла абсолютно. В устной традиции народа сохранилось своего рода воспоминание о ней, некий туманный и искаженный отголосок, поддерживаемый, по всей видимости, отдельными членами жреческой касты. И вот это-то воспоминание о великом прошлом продолжало исподволь наращивать свою власть над умами евреев; постепенно оно приобрело решающую власть над воображением еврейских масс, и тогда произошло превращение Бога Ягве в Бога Моисея, то есть возрождение той религии, которую Моисей провозгласил столетия назад».
Возможно, пойди история Европы по иному пути, книга Фрейда о Моисее и евреях не была бы написана. Понадобился приход к власти Гитлера с его теорией о евреях как об особой и зловредной разновидности людей, чтобы Фрейд всерьез задумался над вопросом о подлинной сущности еврейства, об особенностях его исторического развития и о причинах, традиционно ведущих к его преследованиям. Его ответом на эти вопросы было развитие гипотезы о том, что Моисей был египтянином, который разошелся с официальной религией фараонов и, собрав вокруг себя группу последователей, вывел последних из Египта. Арнольду Цвейгу он однажды сказал, что его книга будет называться «Этот человек Моисей», с подзаголовком «исторический роман», и добавил, что эта работа, видимо, никогда не будет опубликована.
Свой пессимизм Фрейд обосновывал тем, что Австрия находится под властью католицизма, а такая гипотеза оскорбит католиков, для которых любой персонаж Библии священен. К тому же, выдвинутая основателем психоанализа, она может привести к запрету этого учения и психоаналитических публикаций в стране. Вряд ли это было так, раз уж католики проглотили все фрейдовские размышления о роли секса в человеческой жизни и культуре.
Иное объяснение своих колебаний Фрейд дал спустя несколько недель в письме в Палестину тому же Арнольду Цвейгу. Он признавал, что ощущает шаткость своих исторических обоснований. «Специалистам, — писал он, — легко будет дискредитировать меня как профана». Цвейгу он писал: «Так что оставим лучше эту затею». Но она «мучила его, как бездомный призрак». В 1937 году он решил свою проблему тем, что довел до конца два из трех очерков, составляющих книгу, и опубликовал их в своем журнале «Имаго». В первом он снова выдвигал довольно простой тезис, что Моисей был египтянином, а во втором — «Если бы Моисей был египтянином» — изобретательно пересматривал библейскую версию истории, исходя из предположения, выдвинутого в первом. Как ни провокативна была публикация, она обходила главный посыл, содержавшийся в третьем и самом пространном очерке, который, по словам самого Фрейда, «был действительно открыт для возражений и опасен, «поскольку там содержалось приложение моих выводов к проблеме происхождения монотеизма и религии вообще». Этот анализ он тогда сохранил в тайне, видимо полагая, что не опубликует его никогда.
Заметим, что третья глава «Моисей, его народ и монотеистическая религия» была намного более резкой, чем «Тотем и табу». Там Фрейд исследовал зарождение религии в доисторические времена, здесь он одним ударом подрывал основы еврейской веры и христианской церкви. Но Гитлер — «новый враг, которому я не хотел бы способствовать ни в чем, куда опаснее старого, с которым мы уже научились жить в мире», — еще не подчинил себе Австрию. Под старым врагом Фрейд подразумевал католицизм. Следовало ублаготворить старого врага, и решение было очевидным. Последняя часть «Моисея и монотеизма» должна была остаться в укрытии до тех пор, пока не сможет безопасно появиться на свет или пока кто-нибудь другой, кто придет к тем же выводам, не скажет: «В те мрачные времена жил человек, который замышлял то, что я сделал».