— Сроду не видывал такого — настоящий испанец! Ну и фанатик!
Так что утверждение о том, что у Сальвадора не было кумиров, несколько опрометчиво. Его кумиром всегда был Фрейд. В своих откровениях он писал:
«Я утверждаю, что Фрейд не что иное, как «великий мистик наизнанку». Если бы его тяжелый и приправленный всевозможными густыми, вязкими материалистическими соусами мозг, вместо того чтобы бессильно повиснуть под действием притяжения самых потаенных, скрытых в глубинах планеты земных клоак, устремился бы, напротив, к другой головокружительной бездне, бездне заоблачных высот, так вот, повторяю, тогда этот мозг напоминал бы уже не отдающую аммиачным запахом смерти улитку, а был бы точь-в-точь как написанное рукой Эль Греко Вознесение. Не устаю благодарить Зигмунда Фрейда и громче прежнего славить его великие откровения.
Мозг Фрейда, один из самых смачных и значительных мозгов нашей эпохи, — это, прежде всего, улитка земной смерти. Впрочем, именно в этом-то и кроется суть извечной трагедии еврейского гения, который всегда лишен этого первостепенного элемента — Красоты, непременного условия полного познания Бога, который должен обладать наивысшей красотой».
Но не только художники пили из фрейдовского ручья. Несомненно, антропология также обязана Фрейду, столь плодотворно установившему психическую осмысленность ряда сновидений, ценными моментами в своем развитии; но, помимо этого, в процессе его работы ему удалось достигнуть и большего, а именно: впервые истолковать биологический смысл сновидения как некоей душевной необходимости. Наука уже давно постигла, каково значение сна в хозяйственном обиходе мироздания: он восстанавливает истощившиеся за день силы, возобновляет израсходованную нервную энергию, устанавливает перерыв и отдых в сознательной работе мозга. В соответствии с этим казалось бы, что совершеннейшей, с гигиенической точки зрения, формой сна должна быть, собственно, абсолютная, черная пустота, родственное смерти погружение в небытие, приостановка работы мозга, утрата зрения, понимания, мыслительной способности. Почему же природа не наделила человека такой, с виду наиболее целесообразной, формой отдохновения? Почему при неизменной осмысленности всех ее явлений она оживила черную завесу сна колдовской игрой видений? Почему еженощно тревожит она эту пустоту, этот путь в нирвану столь соблазнительным для души мельканием мнимой яви? К чему сновидения? Разве они не связывают, не смущают, не расстраивают, не противодействуют столь мудро задуманному отдохновению? С виду бессмысленные, разве они не опорочивают идею целесообразности и планомерности природных явлений? На этот вполне естественный вопрос биология до Фрейда ничего не могла ответить.
Вернемся теперь к теме «Фрейд и еврейство» и к его книге о Моисее. Фрейд хотел объяснить происхождение особого характера еврейского народа, характера, который сделал возможным его выживание до наших дней. Он полагал, что этот характер запечатлел в евреях Моисей, дав им религию, которая возвысила их чувство собственного достоинства настолько, что они стали считать себя лучше всех остальных людей. Очень трудно представить, что один человек может создать такую стройную религию на пустом месте, но Фрейда этот не смущает. Соответственно, полагает он, держась в стороне от других народов, евреи и выжили. Смешение крови особенно не мешало этому, так как вместе их держал фактор идей, общее владение определенным интеллектуальным и эмоциональным богатством. «Религия Моисея», как называл иудаизм Фрейд, привела к такому результату, потому что она утверждала, что евреи были избраны Великим Богом и им суждено было получить доказательства его особого благоволения. Она обусловила рост их интеллектуальности, который, сам по себе достаточный, кроме этого открыл путь к высокой оценке умственного труда и к дальнейшему ограничению инстинктов. Сложно сразу разглядеть умственный труд у кочующих пастухов и позже — у оседлых земледельцев, но пророки иногда поражали народ великими прозрениями.
Фрейд предположил, что «религия Моисея» была поначалу отвергнута и наполовину забыта, а позже переросла в предание. Он полагал, что этот процесс повторился тогда во второй раз. Когда Моисей дал людям идею единственного Бога, это не было нововведением, а возрождало то, что было пережито человеческим родом в первобытные времена и давно исчезло из сознательной памяти людей. Действительно, Авраам, Исаак и Яаков жили задолго до Моисея. Но оно было настолько значительным, создало и провело в жизнь такие глубокие изменения в жизни людей, что Фрейд не может не поверить в то, что оно оставило после себя некоторые неизменные следы в человеческой психике, которые можно сравнить с преданием.