Естественно, было еще много других эмпирических исследований, которые мы могли бы здесь обсудить, но читатель даже из уже представленного получит хорошее представление о виде проведенных психоаналитиками исследований, о виде психоаналитических доказательств, а также о виде критики, которую мы можем противопоставить их усилиям. Собственно, за прошедшее время любому экспериментирующему ученому, да, собственно, и просто любому ученому, должно было бы уже стать ясно, что свойственные большинству этих работ недостатки в приведении доказательств, применяемые странные и, без сомнения, ненадежные измерительные методы (как картинки Блэкки) и, не в последнюю очередь, нежелание учитывать альтернативные гипотезы, с самого начала ставят под сомнение претензии психоаналитиков на существенные свидетельства в этой области. Таким образом могло бы быть трудно, например, найти хотя бы одно исследование, которое обращает пусть даже самое незначительное внимание на влияние генетических факторов, хотя такие влияния оказались исключительно важными в области личности, психических заболеваний и невроза. Это тотальное пренебрежение научными правилами как при планировании и проведении экспериментов, так и при интерпретации их результатов свидетельствует о не вполне серьезном поиске истины. Почти в каждом случае, в котором исследователь утверждал о положительной связи, можно, по меньшей мере, выдвинуть для объяснения наблюдаемых феноменов генетическую гипотезу со столь же большой вероятностью, что и психодинамическую; и ввиду того факта, что мы знаем гораздо больше о генетике развития личности, чем о каких-нибудь других детерминантах, такое пренебрежение этим однозначно признанным в качестве причины фактором является как необъяснимым, так и непростительным.
Впрочем, генетические факторы – не единственные, которые упускаются психоаналитиками при интерпретации ими результатов их собственных исследований. Так мы сегодня, например, знаем очень много о взаимосвязи между памятью и обучением, с одной стороны, и эмоцией и кортикальным возбуждением, с другой стороны. Соответствующие факты были установлены тысячами лабораторных исследований и дают, без сомнения, достаточное объяснение большинства результатов, которые были сделаны в ходе вышеупомянутых исследований для поддержки представлений Фрейда. Тем не менее, среди соответствующих авторов нельзя найти ни одного, который хотя бы только упоминал бы эти подтвержденные современной экспериментальной психологией феномены и теории, не говоря уже о том, чтобы сопоставить их как альтернативное объяснение с психоаналитическими гипотезами. Мы видим, что, как ни крути, но эти «экспериментальные исследования» концепций Фрейда не имеют ничего общего с наукой, из-за чего мы также не видим причины принимать всерьез их «результаты».
Критики могут ворчать, почему мы вообще называем данные исследования «экспериментальными», если, все же, в действительности большинство исследований психоанализа являются, в лучшем случае, эмпирическими – они ведь все-таки почти полностью отказываются от манипуляции независимыми переменными величинами. Чисто формально, наверное, такое возражение в большинстве случаев правильно, даже если оно только семантической природы. Давайте подумаем об астрономах. Разве не говорят они, например, об «эксперименте», когда они во время солнечного затмения наблюдают дифракцию лучей света удаленной неподвижной звезды из-за гравитационного поля Солнца? Но ведь астроном, конечно же, не манипулировал Луной и не размещал ее перед Солнцем! И то же самое справедливо для большей части экспериментальных исследований. Однако с точки зрения популярного изложения те естественнонаучные наблюдения похожи на настоящий эксперимент куда больше, чем простые заметки, которые обычно делал Фрейд и другие психоаналитики после или во время психоаналитического сеанса о своих «наблюдениях». Если мы использовали, тем не менее, выражение «экспериментальный» вместо более правильного «эмпирический» также для психоаналитических исследований, то причиной этого является просто определенное терминологическое удобство, и не более того.
Например, я интерпретирую доказательный материал, который приведен в книге Клайна, исходя из того, что он не дает какого-либо подтверждения какой-то специфически фрейдистской гипотезе. Это, очевидно, совершенно не совпадает с выводами самого Клайна, согласно которым «всякое общее отклонение теорий Фрейда прямо-таки вопиющим образом противоречит имеющимся доказательствам». В ответ на это я хотел бы сделать два замечания. Во-первых, Клайн не пытается найти альтернативные объяснения описываемых им результатов. Но мы уже выше упоминали этот упрек, так что не будем останавливаться на этом еще раз. Зато второй момент, хотя мы также уже о нем говорили, еще требует несколько более подробного рассмотрения. Речь идет о процитированном вердикте Эббингхауса, что, то, что у Фрейда истинно, то не ново, а то, что ново – не истинно. Само собой разумеется, в его учениях есть много правильного, но, все же, было бы ошибочно говорить, что он был в этом оригинален. Как мы увидели в нашей главе о сновидениях, конечно, правда, что сны связаны с вещами, которые играют определенную роль в бодрствующем сознании видящего сон человека, и в то же время, что они выражаются в символической форме. Но нельзя, однако, корректным образом приписывать эти идеи Фрейду, так как они были известны уже за две тысячи лет до него. Также мы видели, что понятие «бессознательного» много веков использовалось многочисленными философами и психологами, так что было бы абсурдом также здесь расхваливать Фрейда как «первооткрывателя бессознательного». Вообще мы должны быть в высшей степени осторожны, когда называем какую-либо теорию или понятие «фрейдовским» или «фрейдистским»; так как если мы рассмотрим историю духа, мы, вероятно, установим, что похожие идеи высказывались многими мыслителями еще до Фрейда. В его заслугу можно зачесть только то, что действительно было новым в его творчестве, однако, как раз это новое, как мы можем повторить с уверенностью, (в большинстве случаев) не истинно.