… Я продолжу писать о твоей критике моей жалкой личности. Задумывалась ли ты, как странно устроен человек, что способности часто являются предвестником падения, а изъяны служат залогом благополучия и процветания?.. Но если бы этот день должен был бы оказаться последним для меня и некто спросил бы меня, как я жил, то услышал бы, что вопреки всему – бедности, долгой борьбе за успех, малому признанию окружающих, нервозности и тревогам – я все же считаю, что был счастлив, уже просто предчувствуя очередной день, что проведу вместе с тобой, из-за уверенности, что ты любишь меня…
Ты действительно находишь меня привлекательным? У меня же на этот счет серьезные сомнения. Мне кажется, люди видят во мне нечто чуждое им. Возможно, подлинная причина в том, что в свои юные годы я никогда не был молодым, а потому теперь, когда вступил в зрелый возраст, я не могу стать старше. Было время, когда все мои помыслы были сосредоточены на учебе и я постоянно чувствовал обиду, что Природа не смилостивилась отметить меня печатью гениальности, как она порой поступает с другими. Теперь мне совершенно ясно, что я не гений, и не могу понять, как я мог когда-то даже мечтать стать им. Я даже не слишком одарен; возможно, моя способность работать прежде всего определяется моим характером при отсутствии выраженной интеллектуальной слабости. Но я знаю, что такое сочетание весьма благоприятно для постепенного достижения успеха и при благоприятных условиях я, возможно, мог бы… достичь уровня Шарко. Я не могу сказать, что это осуществимо, поскольку у меня отсутствуют столь благоприятные условия, равно как и гений с силой, чтобы создать их. Однако вернусь к тому, на чем остановился. На самом деле я хотел сказать совсем о другом. Я хотел объяснить причину моей неприступности и резкости по отношению к незнакомым людям. Это лишь результат подозрительности, которая сформировалась у меня от общения с посредственными и дурными людьми. Однако по мере того, как я буду становиться все сильнее и независимей, эти качества будут у меня постепенно исчезать. Мне всегда отрадно сознавать, что люди, находящиеся ниже меня или же равные мне, не считают меня неприятным. Так считали лишь те, кто в том или ином отношении находился выше меня. Возможно, нелегко об этом догадаться, но еще в гимназии я всегда находился в жесткой оппозиции к своим учителям; я всегда был готов отстаивать правое дело, не считаясь с опасностью для себя лично. Зато когда я заслужил право занять в своем классе привилегированное положение, когда мне все доверяли, у них больше не было оснований упрекать меня.
Знаешь, что однажды сказал мне Брейер? Я был так тронут услышанным, что в ответ раскрыл ему тайну нашей помолвки. Он рассказал, что открыл для себя, что под моей внешней застенчивостью скрывается отчаянная смелость и бесстрашие. Я тоже всегда так думал, но никогда не осмеливался говорить об этом. Я часто ощущал, что унаследовал всю ту отвагу и страсть, с которой наши предки защищали свой Храм, и ради великого дела был бы готов не задумываясь отдать свою жизнь. В то же время я всегда чувствовал свою беспомощность и неспособность выразить эти бушующие страсти даже в слове или стихотворении. Поэтому я всегда сдерживаю себя и полагаю, что со стороны это бросается в глаза».
Фрейд всегда утверждал, что обязан своим успехом упорству, а также интеллектуальной и душевной отваге, не позволявшей ему пасовать перед трудностями.
В одном из писем к Флиссу Фрейд говорил о своем темпераменте как о темпераменте «конкистадора», указывая на свойственную таким людям любознательность, отвагу и упорство (см. главу 6).
То, что одновременно Фрейд отказывал себе в способности влиять на людей, может только удивить. Еще более удивительно, что он придерживался аналогичных взглядов и позднее. В 1907 г. в письме К.-Г. Юнгу он говорил: «Я окончательно убедился, что все в моей личности, мои слова и идеи вызывают в людях неприятие, тогда как для Вас их сердца открыты». Не бурный успех, но обстоятельный, неустанный самоанализ освободил Фрейда от подобных тревог.
Следует вспомнить еще одно письмо. В 1883 г. один из коллег Фрейда покончил жизнь самоубийством через месяц после своей свадьбы. Фрейд подробно рассказал об этом Марте. Черту своим рассуждениям он подвел следующим образом: «…необычайно тщеславный человек… погибший, по сути, из-за своего характера, из-за патологической самовлюбленности, сочетавшейся с претензиями на особое место в этой жизни». Я привел эти слова, поскольку после смерти Фрейда нередко звучало мнение, что, страдая от рака, он якобы подумывал о самоубийстве.