Мари Марсо была особой рассудительной, здравомыслящей и в высшей степени благонравной. Ей едва исполнилось девятнадцать лет, но к этому возрасту, трудясь ежедневно и ежечасно, придерживаясь строгого распорядка в своей жизни, применяя разумную экономию в своих тратах, она добилась известного успеха и сумела скопить кое-какие деньги, чтобы устроить свою жизнь небогато, но вполне прилично: пользоваться своими вещами, своей мебелью и ни от кого не зависеть. Она должна была экономить, но иногда могла позволить себе развлечения — сходить в театр или в кафе. Одним из таких роскошеств, которые она себе разрешила, были две канарейки. На пропитание птиц Мари иногда тратила больше средств, чем на себя. Но она не могла обойтись без них, а они без неё. Часто они пели все вместе, и тогда в маленькой чистенькой комнатке с натёртым до блеска полом и светлыми ситцевыми занавесками на окнах становилось так тепло и хорошо, что редкие гости юной гризетки не хотели покидать эти стены. Мари имела не столько красивую, сколько очаровательную мордашку, которую обрамляли гладко причёсанные на пробор тёмные волосы. Карие глаза с редкими ресницами очень живые и блестящие всё видели и всё замечали, маленький курносый нос, то и дело морщился от необыкновенной смешливости его обладательницы, немного бледноватые, но красивые губки приветливо улыбались — такой предстала Мари перед Аминой впервые. Белоснежный воротник ниспадал на длинное коричневое платье из шотландки, простенький, хотя и кокетливый, свежевыглаженный чепец, украшенный лентами вишнёвого цвета, которые так чудесно подходили к её чёрным волосам, маленькие ножки, обутые в чистенькие сапожки на толстой подошве — эта гризетка могла дать сто очков вперёд записной красавице.
Для Амины было большой удачей получить такую знакомую. Дело в том, что обладая жгучей внешностью Кармен, у неё не было ни страсти, ни силы на эту страсть, который имелся у литературного образа. Душа её была тонкой, чувствительной и очень ранимой. Обладая живым и острым разумом, непременным качеством коего является склонность к анализу, самокритичность и умение сравнивать, Амина сомневалась в себе и часто восставала против себя, когда думала о своей жизни. Поскольку она была робкой и застенчивой, то обвинять других в своих несчастьях не умела, даже если это было бы оправдано. Удивительно, что она решилась на сопротивление в трактире «Кровавое сердце». Девушка её характера скорее всё стерпела бы.
Мари и Амина обладали совершенно противоположными характерами, которые удачно дополняли друг друга: лёгкий и живой нрав гризетки делал жизнь Амины светлее, а её серьёзность и одухотворённость придавала суждениям Мари, не достававшую им глубину и основательность. Возможно, поэтому очень быстро и совершенно неожиданно Мари стала её подругой, наперсницей и хранительницей её секретов. Собственно секретов у девушки было немного, больше горестей и печалей. Но она поделилась с новообретённой подругой единственным в своей жизни любовным переживанием, правда, тут же пожалела об этом.
***
Однажды Марсель пришёл явно навеселе, чего с ним не случалось с самого момента их встречи в трактире «Кровавое сердце». Амина работала возле окна, стараясь использовать дневной свет, чтобы не жечь свечи. Брат поставил рядом со столом два стула, уселся и поманил её пальцем. Сердце её почему-то сжалось при таком вполне дружелюбном жесте. Она подошла и робко присела на краешек стула.
— Как твоя работа? — поинтересовался Марсель. — Справляешься?
Амина кивнула.
— Мадам Трюффо хорошо платит за работу?
— Да.
— Попробовала бы она… — здесь Марсель прервал сам себя, словно сказал что-то лишнее и заговорил громче, как будто хотел, чтобы сказанное им ранее само собой забылось, — может быть, ты со мной выпьешь? Давай, сестрёнка, ты ведь уже не маленькая. У меня здесь хорошее вино, я истратил на него много, очень много. Покупал и думал: сейчас я приду и угощу свою сестричку, красотку сестричку угощу…
— А меня ты не хотел угостить, — раздался от двери сварливый дребезжащий голос отца. Калеке тяжело было спускаться и взбираться по лестницам, но сидеть дома было ещё невыносимее, и он выбирался на улицу, несмотря на то, что много времени уходило, чтобы подняться и спуститься по ступенькам. Марсель строго-настрого запретил использовать помощь Амины. И оба боялись ослушаться приказа.
— Не хотел, — голос Марселя прозвучал резко и громко и отбил всякую охоту спорить или говорить что-либо ещё. — Амина, ты сидишь слишком далеко, присядь поближе, поговорим о том, о сём, — сказал он и в голосе его проявились льстивые ноты. — Ты просто не представляешь, как хочется иногда посидеть за столом одной семьёй…
— Я тоже твоя семья, ты забыл? — снова подал голос отец и, вихляясь из стороны в сторону с трудом удерживая себя, он добрался до стола. Он был пьян и потому отважен, иначе ещё при первом окрике, отец улёгся бы на кровать и больше не подал голоса, пока Амина не собрала бы ужин.
— Забудешь, как же, — недобро сверкнув глазами в сторону отца, пробормотал Марсель, но грубить вслух не стал. Ему нужна была Амина, и пугать девчонку раньше времени он не хотел. Вдруг проявит строптивость. Марсель поставил перед отцом стакан и до краёв налил вина. — Пейте, папаша, — сказал как можно дружелюбнее.
— Пейте, папаша, — передразнил старик, — а вдруг там отрава, сначала сам выпей.
— Да я же себе уже налил из этой бутылки и выпил.
— А я не видел, — уперся старик, — пей, говорю.
Марсель, пожав плечами, в один глоток выхлебнул весь стакан и уставился на отца темными глазами-шилами. Старик немного покачался на костылях, всматриваясь в его лицо, пожевал губами, кивнул, — ну что ж, раз так можешь и мне налить.
— А я не хочу теперь, — злобно сощурившись, протянул Марсель, — я тебе предлагал? Предлагал. Как добрый и любящий сын предлагал. А ты меня недоверием обидел. Нехорошо, совсем нехорошо, — состроив обидчивое лицо, искоса посмотрел на Амину. Лицо девушки было бесстрастно, словно не перед нею и не для неё сейчас разыгрывался спектакль. Марсель едва заметно покачал головой. — Ладно, старик, вот тебе стакан вина и иди-ка ты спать. — и голос его зазвучал совсем так, как должно, как может говорить добрый сын, встретив подгулявшего отца. Амина даже удивилась и внимательно глянула на него, не веря своим ушам. Марсель подмигнул ей совсем по-дружески, и мог бы рассеять все её страхи, если бы не въевшееся в каждую клеточку её тела недоверие. Но отца это радушие убедило, он выпил предложенное вино и послушно улёгся. На некоторое время в комнате установилось молчание. Девушка не решалась встать и уйти. Но Марсель, казалось, потерял интерес к разговору. Он сидел молча и глядел в стену. Наконец, Амина решилась встать и тут брат словно проснулся:
— Амина, мне нужна твоя помощь.
— В чём?
— Есть дело, которое я не могу сделать один.
Он старался играть на её чувствах, привязанностях. Он надеялся, что даже если она и не доверяет, то в помощи не откажет, если проявить смекалку и преподнести необходимость этой помощи в красивой обёртке. Амина была хоть и высокая, но очень стройная и изящная, сильная и гибкая — незаменимые качества, если нужно проникнуть куда-нибудь, забраться в такую щель, куда ни он, ни его подельники из-за неуклюжести проникнуть не смогут. Она же в совершенстве владела своим телом. Сейчас в этой способности не было необходимости. Но если его план удастся…