Шарль никак не мог понять, зачем место одного единственного человека, который ему так нравился, заняли все эти ярко и красиво разодетые мужчины и женщины. Они бывали у них каждый воскресный вечер, их громкие визгливые голоса часто раздражали и вызывали головную боль. И мама в их присутствии почему-то тоже становилась какой-то яркой и ненастоящей. Она часто и громко смеялась, хотя ей не было весело! Лучше бы она оставалась с ним! Они бы играли вместе. Мама тихо напевала бы что-нибудь, и голос её в этот момент своей лаской напоминал голос Тёмного, Эрика.
Вот и сегодня мама спешила и нервничала, но он, во что бы то ни стало, хотел удержать её рядом с собой! Вконец рассердившись, Шарлотта накричала на него и, хлопнув дверью, ушла.
Проследив, когда соберутся гости и гостиная привычно зажужжит, позвякивая фарфоровыми чашками — мама угощала чаем — мальчик тихо выбрался из детской, с трудом открыл тяжёлую дверь — Шарлотта забыла запереть её после прихода очередного гостя — осторожно спустился по лестнице и выбрался на улицу. Он решил найти Эрика.
***
Вернувшись, Амина не обнаружила мальчика в детской. Его не было нигде. Шарлотта, занятая гостями, отмахнулась от её беспокойства. Девушка оббежала ближайшие кварталы, но Шарля нигде не было. Она ринулась к Самиру за помощью, поскольку просто не знала, что ещё может сделать.
Невозможно описать чувства Эрика, когда он выслушал бессвязный рассказ. Гнев заполнил его без остатка — плескался в глазах, трепетал на кончиках пальцев, скрывался в резких движениях и отрывистом голосе, которым он отдавал распоряжения Самиру и Дариусу, сразу и безоговорочно признавшим за ним право командовать.
Поиски прервали поздней ночью, поскольку бесполезно было искать в полной темноте. Оставалось ждать утра. Все провели ночь без сна, сидя в уютной гостиной Шарлотты. Чайный столик, уставленный угощением, сиротливо теснился в углу, чай остывал в чашках — никто так и не притронулся к нему.
***
Пока взрослые ждали наступления утра, Шарль, заплутав в хитросплетении улиц и смертельно устав от поисков, которые так ни к чему ни привели, набрёл на какой-то склад. Будучи маленьким, как мышка, он подлез под старые ворота и спрятался среди штабелей дров, зарывшись в кучу древесной коры. Ему страшно хотелось есть, и он принялся жевать тоненькую стружку, чтобы обмануть голод. Голод и усталость притупили его решительность и обиду на мать. Теперь он уже сожалел о том, что так бездумно убежал из дома и пообещал себе, что если он не умрёт и его найдут, то следующий свой побег он подготовит тщательнее, и обязательно найдёт того, кто так мил его маленькому сердечку. С этими мыслями, пригревшись, Шарль уснул и во сне снова, как тогда, несколько недель назад, чувствовал себя в крепких и надёжных объятиях. Проснулся он от того, что кто-то тычет чем-то мокрым в лицо.
Утром Шарля обнаружил дворник — мальчик убежал вовсе не далеко, и собаки подняли истошный лай, почувствовав чужого на складе.
***
Эрик коршуном налетел на Шарлотту:
— Как вы посмели потерять из вида вашего собственного ребёнка? Как вы могли забыть о том, что он здесь, рядом и нуждается в вас, как в глотке воздуха? Жестокая женщина, о чём вы думали, оставляя своего сына, когда ему нужно было ваше внимание, когда он был болен и слаб? Вы надеетесь, что ваши сожаления поправят последствия вашей бездушности? Кому нужны ваши слёзы теперь, когда всё позади? А может быть, вы надеялись, что сын сгинет где-нибудь на парижских улицах? Вы же не любите его и никогда не любили, не отрицайте…
— Что вы такое говорите! — заплакала Амина.
— Эрик, опомнись, — Самир удерживал его за плечо.
Но ни слёзы Амины, ни рассудительность старинного приятеля, ни даже толпа вокруг уже не смогли бы остановить Эрика. Необузданная натура, до сих пор удерживаемая в рамках приличий, вырвалась на свободу. Ничто не могло остановить его гнев, порождающий дикие убийственные обвинения, которые, возможно, он не высказал бы в иных обстоятельствах. Но теперь, подобно могучей волне, подгоняемой ураганом из страхов, сомнений и обид, они устремились в единственную свободную сторону. Упрёки и обвинения обрушились на голову Шарлотты, уничтожая её, стирая до основания те крупицы нежности, которые два человека могли испытывать друг к другу.
— Замолчите вы, уродец! — истерично закричала Шарлотта. — Кто вы такой, чтобы судить меня и моё поведение? Кто вы такой, чтобы являться сюда и упрекать меня? Что вы сделали для моего положения? Если бы не он, — Шарлотта ткнула пальцем в Самира, — я умерла бы в парижской канаве, а вы и пальцем не шевельнули для того, чтобы помочь мне. Не отпирайтесь, вы давно ненавидите меня и хотели бы, чтобы нашей встречи вообще не произошло, чтобы я сгинула ещё до того, как попалась вам на глаза…
— Я хочу, чтобы ты сгинула теперь! — загремел Эрик и, ринувшись в сторону Шарлотты, едва не вцепился ей в горло. Самир вовремя ухватил его за локоть.
Пронзительный крик Шарля моментально заставил Эрика стихнуть. Он словно подавился воздухом, когда оглянулся и заметил огромные испуганные глазёнки Лизы, сверкающие из-под диванчика в углу гостиной. Но ярость не так-то просто было остановить, загнать в прежние узкие рамки. Эрик застыл на месте, глубоким вздохом стараясь вернуть себе спокойствие. Получалось плохо. Заговорил сдержанно, явно с трудом подбирая слова. Всё в нём клокотало от гнева:
— Мадам, если мальчик так стесняет вас, я могу взять на себя заботу о нём. Но решить это вы должны теперь же, потому что я больше никогда не подойду к вам и не войду в ваш дом, хотя бы он горел, и вы взывали из него о помощи. Я сделаю именно то, в чём вы меня обвинили. Если ещё совсем недавно я не считал себя способным поступить так по отношению к вам, то теперь — поступлю. Другое дело — ваши дети. Вы так явно тяготитесь ими, что я просто не могу спокойно стоять в стороне и смотреть, как вы бездумно калечите их жизнь, окружая себя неподобающими людьми. Молчите! — Эрик так резко выдвинул руку в упреждающем жесте, что едва не толкнул Шарлотту, она отшатнулась, с трудом удержавшись от падения. — Я знаю, что ваше право выбирать себе знакомых и не мне решать, кто будет делить с вами ложе. Вы слишком понятно объяснили мне моё место. Я помню об этом. Но забывая о вас, я не могу забыть о маленьких людях, к которым невольно привязался за месяцы нашего знакомства. И я чувствую себя обязанным следить за их дорогой, хотя бы потому, что украл их у голодной смерти. Если жизнь, которую рисуют вам ваши новые знакомые, так прельщает вас — вперёд! Идите и пользуйтесь благами, которые теперь вам доступны. Но избавьте от этого ваших детей, позвольте им расти в обстановке не страстей и вечного карнавала, но в тишине и покое…
— Разве от них убудет, если я немного повеселюсь? — кусая губы, сбивчиво проговорила Шарлотта. — Я работаю целыми днями ради них! Мне совсем нечего скрывать, что я хотела бы отправить куда-нибудь хотя бы Шарля. Я люблю его и, вероятно, буду скучать, но не могу сделаться хорошей воспитательницей. Я всё больше раздражаюсь и кричу на него в последнее время потому, что он мне очень мешает.
Она не ожидала от себя таких речей и , услышав их, растерялась, осознав их смысл, но в следующую же секунду вызывающе уставилась на онемевших свидетелей её слов.
— Мадам, что вы такое говорите, — всхлипнула Амина. — Вы так не думаете, вы не можете так думать! Сейчас ваш сын рядом с вами, вы можете в любой момент прибежать к нему, обнять его, увериться в том, что всё, что с вами было — не сон. Что вы будете делать, если придёте, ожидая увидеть детское личико, и встретите пустоту?
— Всё, что было… Меня возмущает, что все меня учат, как будто я сама уже ничего не понимаю, — Шарлотта сердито топнула ногой. — Даже моя собственная нянька смеет мне указывать! Я делаю такие шляпы, что прославилась на весь Париж — это что-нибудь да значит! Не могу же я и работать, и детей воспитывать, — Шарлотта словно оправдывалась, — и наконец, жизнь не только в детях. Я хочу жить, я молода, хочу видеть театры, рестораны, вечера, а не дома всё сидеть в тиши и уединении, словно в монастыре.