— Элик, мне нужно уйти сейчас. Но завтра не уходи без меня. Обязательно дождись. Сам тебя заберу.
Его губы снова накрывают мои в упоительно-нежном поцелуе. Пальцы сами ныряют в светлую шевелюру, притягивая мужчину ближе.
— От тебя не оторваться… — горячее дыхание опаляет ушко, со стоном прижимает меня к себе. — Элик, отпусти…
Я отстраняюсь, тяжело дыша. Неудовлетворенное желание отзывается болью в теле. Тар выдыхает, резко встает, срывает с вешалки куртку и быстро уходит. Сбегает.
Я укладываюсь спать. Ночью заглядывает дежурный доктор, надеялась застать Тариэля. Оглядывает палату, недовольно зыркнув на меня, сухо интересуется, не нужно ли чего. Сон не идет.
То, что случилось днем между мной и Тариэлем изменило что-то в наших отношениях. В моих к нему точно. Я больше не могу притворяться, убеждать себя, что ничего серьезного к нему не чувствую. Он мне слишком дорог. И если Тар не откажется от меня, я от него никогда не откажусь.
Мысли перескакивают на Рона и скоропалительный обряд. Как Риштван соединил нас, если сейчас Рон с блондинкой, а мои мысли только о Тариэле? И ашранцы верят в этот обман с обручением не одну сотню лет! Жрец — шарлатан и фокусник! Утверждение, что божество соединяет только предназначенных друг для друга, обычная байка.
В окне уже светлело небо, когда я забылась сном. Меня разбудил нежные ласкающие прикосновения горячих губ. Сердце затопила нежность, не открывая глаз, я обнимаю смеющегося Тариэля, отвечая на поцелуй.
— Ты даже не смотришь, с кем целуешься! — Тар, улыбаясь, отчитывает меня.
— На этой планете у меня два кавалера: ты и монстр. Я сомневаюсь, что его сюда пропустят. Остаешься ты… — отшучиваюсь, подразнивая блондина.
Открыв глаза, замечаю, как по лицу Тариэля пробегает мрачная тень.
— Вот как! Если бы твой защитник не был так изуродован, ты бы предпочла его? — Тар нависает грозовой тучей.
— Ты ревнуешь? — изумленно вскидываю брови.
— На его месте должен быть я, — отрезал Тар.
— Подопытным образцом? — картинно изумляюсь, притворяясь непонимающей.
— Твоим спасителем, — выдохнул блондин, скрипнув зубами.
— Не переживай. Шанс еще представиться, — заверяю его, притягивая к себе, и наши губы сливаются.
В палату без стука входит доктор, заставляя меня смущенно отпрянуть от мужчины. Она злорадно улыбается, протягивая разрешение на выписку.
Глава 23
Глава 23
Госпиталь на несколько сотен человек вызывал гнетущее впечатление и был похож на небольшую тюрьму. Ощущение усиливали силовые поля, делящие безликие серые коридоры на отсеки, герметичные без окон боксы для больных, автоматически закрывающиеся двери. Не хватало системы самоуничтожения. Хотя, как знать, ашранцы предусматривают все. Мы уже неделю работали на Земле. Шаттл доставил нас в Найроби, в наземный госпиталь. Одетые в герметичные костюмы под охраной вооруженного десанта спасатели обходили сектор за сектором все кварталы города и собирали очнувшихся. Среди доставленных моих родителей и родителей Триш не оказалось. Люди пребывали в состоянии растерянности, шока и полной потери памяти. Буквально приходилось учить есть, пользоваться одеждой и туалетом. Навыки речи были полностью утеряны. Когда первый шок проходил, начинали проявляться последствия воздействия газа: агрессия, спонтанный страх, попытки суицида. Больных держали исключительно на медикаментах. Люди прибывали с каждым днем, но ни одного относительно здорового среди них не было. Врачи и персонал обязали постоянно носить защитные костюмы и маски.
Ежедневная работа: сделать обход больных, оценить общее состояние, отметить изменения, провести сканирование, назначить медикаменты, процедуры, анализы. Все ждали, как поведут себя мутировавшие вирусы. Лаборатория, расположенная рядом с госпиталем ежедневно обрабатывала множество проб воздуха, воды, живых тканей, выявляя патогены. Меня поселили в герметичном боксе с крохотным окном и душем с системой дезактивации. Обстановка спартанская: откидная полка-кровать, откидной стол, стул, личный коннект для внутреннего пользования, в стене ниша приема пищи. Все контакты вне госпиталя запрещены, связаться с Освальдом не было возможности.
С Триш и Тариэлем общались только по коннекту. Нас с подругой ставили в разные смены, исключая любые личные контакты, чтобы избежать возможного заражения. Тариэль рассказывал мало, больше отмалчивался, объясняя запретом на разглашение. Из его скудных рассказов выходило, что город частично разрушен, везде запустение. Не все постройки выдержали непогоду, без должного ухода, но найденные люди и животные физически абсолютно здоровы, пятнадцатилетние сезонные перепады погоды на них никак не сказались. Спасатели подбирали и переносили тех, кто «спал» на улице в расположенные рядом дома, чтобы пробуждение происходило в естественной среде.
В одном из разговоров я спросила об умерших.
— Тар, есть те, кто не пережил Консервацию?
— Элик, не могу сказать. Закрытая информация.
— Мои родители…
— Нет… Этот сектор еще не обследовали, — усталые глаза смотрят с сочувствием. — Как сама, Элик, держишься?
В голосе нежность и беспокойство за меня. Я улыбаюсь, надеюсь не вымученно.
— Держусь. Тяжело все это. Здоровых среди поступивших нет. Нет надежды, что родители… — горло перехватывает, кусаю губы, чтобы не плакать. — Тар, береги себя! Может так получится, что кроме тебя у меня никого не останется.
— Милая, все будет хорошо. Никуда я от тебя не денусь, леди Ристаль, — он подмигивает, пытаясь приободрить.
* * *
Сигнал зуммера резко вырывает из сна. За окном еще ночь. Вызов идет от Триш.
Она сегодня дежурит. Что-то случилось?! Не дай Риштван с Тариэлем!
— Эли, твоя мама. Ее доставили два часа назад в мою смену, — сияющая улыбка смотрится странно на бледном осунувшемся лице.
— Как она, Триш? — голос сиплый толи он сна, толи от волнения. — А отец, его не было?
— Состояние такое же, как у всех: дезориентация, шок, отсутствие речи. Ей дали седативное, наблюдают. Эль, надежда на поправку есть. Главное она жива. А психику поправят. Слух прошел, что скоро поступит новый препарат «Церебризин». Говорят, чудеса творит. — Девушка заряжает своей убежденностью. Я киваю, соглашаясь. — Доставили девочку, трех лет. Испугана, но вменяема. Зовет маму. Это добрый знак! Есть одна, будут другие! А отец твой найдется!
— Спасибо, Триш. Твоих не нашли?
— В том секторе еще не работают. Он на очереди, — она судорожно вздыхает, отхлебывая крепкий кофе. — Я отдыхать. До связи, Эли.
Триш отключается. Я прикрываю глаза, благодарю богов за маму. Стараясь унять расшалившиеся нервы, завариваю ромашковый чай. Спустя час, связываюсь с начальницей, прошу о встречи с мамой. Капитан обещает узнать и сразу же перезвонить.
От известия, что мама жива, я почти счастлива. Отец, скорее всего, не смог добраться до дома, он где-то в районе космопорта. Спрошу у Тара, есть ли оттуда очнувшиеся. Нужно поесть, хоть и не хочется, принять душ и на всякий случай собраться.
В душе долго разглядываю себя в зеркало, поворачиваясь боком, разглаживая рукой совершенно плоский живот. Зрительно никаких признаков беременности. Как в сказке, ем за троих и худею. Грудь налилась, стала чувствительнее. Лицо побледнело. Давно не выходила на улицу.
Звонит коннект, вылетаю мокрая, на ходу оборачиваясь полотенцем. Это капитан, она получила для меня разрешение на посещение через час.
* * *
В небольшой комнатке в углу кровати сжалась маленькая светловолосая женщина. Глаза со страхом оббегают комнату и, не задерживаясь надолго, останавливаются на мне. Она явно боится. Я притормозила у дверей, не рискуя подойти ближе, чтобы не напугать еще больше. Так хочется обнять худенькое тело и вдохнуть с детства знакомый запах.
— Мама, ты меня узнаешь? Я твоя дочь… Элинор.
Стараюсь говорить негромко и спокойно, как учили на инструктаже. Женщина вздрагивает, реагирует на звук голоса, вслушиваясь, но вряд ли понимает, что я обращаюсь к ней. Глаза равнодушно скользят по моему лицу, не узнавая. Чтобы не расплакаться, закусываю губу. Делаю шаг ближе к кровати, она сжимается, втягивая голову в плечи. Действие успокоительного проходит, тело больной мелко вздрагивает. Не удержавшись, шмыгаю носом, делая попытку позвать еще: