Выбрать главу

Впереди много дорог и нужно шагать да шагать. Вот если немец побежит, тогда появится какая-то надежда на скорое окончание войны… Ведь может такое случится — сколько подбросили техники! Дай-то Бог!

Таковы они, солдатские думки… И разве в них есть что-то противоестественное?

Да нет, — мысли, как мысли. Вполне человеческие и в то же время наивные; желанные, трудновыполнимые.

Что может знать солдат в его положении? Как может он разобраться в обстановке, требующей широкого кругозора и обширной информации о положении на фронтах?

Он призван исполнять трудную работу и приказы командиров.

Когда солдат не вернулся после ратных дел в свою часть и погиб при исполнении служебного долга — значит такова его доля, «похоронка» семье и вечная память.

При всем том, что я был плохой солдат — неподготовленный и слабый физически, — обязанности армейские исполнял добросовестно. Давалось мне это с большим трудом и напряжением воли, что я от окружающих старался скрыть. Ящик с минами таскал, надрывая пупок, руки и плечи. Не могу назвать точный вес его, но под этой тяжестью ноги у меня подкашивались, а при беге мне все время казалось, что я вот-вот упаду и не встану больше.

И опять жизнь возвращает к сиюминутной действительности — к дороге. Какая же она бесконечная! Вот было бы здорово, если бы летом отбросили немца до границы!

7.

Но как выглядела фронтовая обстановка весной 42-го под Харьковом? Как развивалось наше наступление дальше?

Я продолжу рассказ…

Наш привал оказался недолгим, так как в лесу оказалось минометное подразделение немцев, которое решило нас обстрелять. Прозвучали пристрелочные выстрелы и уже где-то недалеко разорвались первые мины. Послышалась команда «к бою».

Засуетились расчеты, подготавливая минометы; каждый занял свое место, а через минуту хлопнули и наши ответные выстрелы.

Так начался мой первый бой, первая встреча с живым противником и реальной возможностью быть раненым или убитым.

На сей раз меня миновали осколки мин, но они вывели из строя нескольких человек соседнего расчета. А при следующем разрыве на моих глазах сильное ранение в голову получил Сережа. Осколок попал ему в челюсть, раздробил зубы. Он, видимо, потерял сознание, кровь перепачкала лицо и отворот шинели.

Товарищи вынесли его подальше от расчета, оставили лежащим у дороги в надежде, что скоро за ранеными придут из медсанбата.

В первом же бою я потерял земляка и соседа, с которым провел вместе несколько месяцев — от знакомства в Баладжарах до первого боя.

Напрягая память, хочу восстановить некоторые подробности и чувствую свое бессилие. Поэтому понимаю, как нужна записная книжка.

…Бурая, оттаявшая, без признаков растительности степь. Мы идем по дороге и с чувством тревоги, страха и любопытства всматриваемся в лежащие по обочине редкие трупы немецких солдат, которых не успели подобрать отступившие части. Разглядывая убитых, ловлю себя на мысли, что так может случиться с каждым, кто жив сейчас и проходит мимо…

Как развивались события дальше, я уже не помню, но противник не мешал нашему движению. Когда мы остановились на привал, чтобы заночевать, багровый солнечный шар уже закатился за горизонт. Дней наступления было всего пять, но восстановить в памяти каждый день последовательно я не могу.

В один из дней рота остановилась на вершине глубокого лесистого оврага — это был очередной привал перед броском вперед. Хороший, по-летнему жаркий день, совершенно нет ветра. Странно, что так тихо вокруг, — ведь где-то недалеко идут бои, наступают войска. А кажется, что войны нет…

И вдруг…

В эту мирную тишину врываются неизвестно откуда появившиеся штурмовики. С большой скоростью и диким воем падают они на землю, разрывая в ушах перепонки. В глазах стынет ужас. Но это только начало. Проходят мгновенья, и все повторяется.

Самолеты стремительно набирают высоту, а затем пикируют снова. Вместе с воющими штурмовиками со страшным свистом летят снаряды, дзыкают осколки и комья вздыбленной земли. Сбросив смертоносный груз, они так же внезапно исчезают.

Когда, наконец, наступила тишина, я приподнял голову, стряхнул комья, засыпавшей меня земли и осмотрелся. Совсем рядом, едва покачиваясь от перенесенного потрясения, стояла молодая, израненная осколками березка…

Начиная эти записки, я не ставил перед собой специальной задачи исследовать харьковскую трагедию, которую пережили войска Юго-Западного фронта в мае 1942 года, хотя мне, ее участнику, хотелось бы самому подробнее в ней разобраться.

Но для этого было необходимы имя, разрешение специальных ведомств на доступ к архивам, опыт писательской работы. Ничего этого у меня не было.

Когда мне попалась книга «Великая Отечественная война Советского Союза», выпущенная в 1965 году в Москве, я сразу же ее купил и бросился читать о Харьковской операции мая 1942 года.

Там есть такие строки:

«…Совершенно очевидно, что важнейшей причиной неудач советских войск явилась неверная оценка ставкой общей обстановки на советско-германском фронте и ошибочные выводы, сделанные из нее, особенно по вопросу о намерениях противника. Анализ событий показывает, что наиболее правильным решением, вытекающим из создавшейся весной 1942 года обстановки, являлся переход советских войск к временной стратегической обороне и отказ от проведения таких наступательных операций, как Харьковская. Это избавило бы нашу Родину от новых тяжелых потерь и позволило бы значительно раньше перейти к активным действиям с целью захвата инициативы. Ставка Верховного Главнокомандования, утвердив план Харьковской операции, не обеспечила его выполнение необходимыми силами и средствами. Юго-Западный фронт не был поддержан активными действиями соседних фронтов — Брянского и Южного. Это позволило гитлеровцам свободно маневрировать силами, перебрасывать их в район Харькова. Ставка и командование Юго-Западного направления не организовали одновременных массированных ударов авиации Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов по наиболее опасным вражеским группировкам…»

Маршал Жуков в своих мемуарах тоже вспоминает предысторию подготовки Харьковской операции:

«…В отношении наших планов на весну и начало лета 1942 года И. В. Сталин полагал, что мы пока еще не имеем достаточно сил и средств, чтобы развернуть крупные наступательные операции. На ближайшее время он считал нужным ограничиться активной стратегической обороной, но наряду с ней провести ряд частных наступательных операций в Крыму, в районе Харькова, на льговско-курском и смоленском направлениях, а также в районе Ленинграда и Демянска…

<…>12 мая войска Юго-Западного фронта перешли в наступление в направлении на Харьков… Однако командование Юго-Западного направления не учло угрозы со стороны Краматорска. Там заканчивала сосредоточение крупная наступательная группировка немецких войск. Перейдя в наступление с Барвенковского выступа, войска Юго-Западного фронта прорвали оборону противника и через трое суток продвинулись на всех участках на 25–50 километров. Однако операция дальнейшего развития не получила.

Утром 17 мая 11 дивизий из состава армейской группы „Клейст“ перешли в наступление из района Славянск-Краматорск против 9-й и 57-й армий Южного фронта. Прорвав оборону, враг за двое суток продвинулся до 50 километров и вышел во фланг войскам левого крыла Юго-Западного фронта в районе Петровского. 19 мая Военный Совет Юго-Западного фронта в связи с резко осложнившейся обстановкой начал принимать меры к отражению ударов противника, но уже было поздно. 23 мая 6-я и 57-я армии, часть сил 9-й армии и оперативная группа генерала Л. В. Бобкина оказались полностью окруженными.

Многим частям удалось вырваться из окружения, но некоторые не смогли это сделать и, не желая сдаваться, дрались до последней капли крови».