Это было безумием. После той ночи Грейс обещала себе, что больше никогда не будет вести себя так безрассудно. Однако нестерпимое желание буквально сжигало ее, и сейчас она могла думать только о нем.
– Тогда люби меня, – прошептала Грейс.
Джек склонился над ней, высокий, красивый, словно высеченный из камня. Яростное выражение его лица могло бы испугать Грейс, но почему-то не испугало. Какое-то чувство подсказывало ей, что этот мужчина никогда не прикоснется к ней в злости или в ярости. И точно, когда Джек крепче прижал ее к себе, его поцелуи были необычайно нежными.
А когда Джек завернул подол ее юбки, все мысли вообще улетучились из головы Грейс. Она почувствовала, как его ладони легли на бедра, обтянутые колготками, затем пальцы скользнули под пояс колготок и резинку трусиков. Грейс чувствовала, что задыхается, а Джек медленно опустился на колени, одновременно стягивая с нее все нижнее белье. Затем осторожно уложил Грейс рядом с собой на цветной сине-желтый ковер.
Продолжая целовать ее, он перекатил Грейс на себя и стал ласкать ладонями обнаженные бедра и ягодицы. Однако, несмотря на приятные ощущения, Грейс не смогла подавить в себе чувство стыда. Стыда за то, что хотела этого, желала ощутить Джека в своем теле и забыть обо всем.
В этот момент зазвонил телефон. Джек напрягся. По выражению его лица Грейс поняла, что он и сам с трудом верил в происходящее.
Грейс мысленно выругала себя. Господи, как же она дошла до такого? Сама упала в объятия незнакомого мужчины и потребовала, чтобы он любил ее. Грейс уже не понимала, что происходит с ее жизнью, чувство вины жгло все сильнее и сильнее. Нет, она не из таких. В ее жизни не было беспорядочных связей с малознакомыми мужчинами.
Однако, несмотря на здравомыслие и порядочность, которые она воспитывала в себе всю жизнь, увидев этого мужчину, она почувствовала, что бархатный занавес поднимается, знаменуя этим начало драмы, в которой она намеревалась сыграть.
От этой нелепой мысли Грейс преисполнилась презрением к себе: выдать похоть за разумные действия ради оправдания своего поведения!
– Пожалуйста, отпусти меня, – спокойным тоном попросила Грейс, наблюдая, как лицо Джека вновь приобретает суровое выражение. И почувствовала, как он нехотя убрал ладони с ее тела.
Снова прозвучал резкий звонок телефона, но Грейс не взяла трубку. Затем включился автоответчик, после чего раздался голос матери:
– Грейс, это твоя мать. Немедленно возьми трубку.
Джек удивленно вскинул бровь:
– Твоя мать?
Она усмехнулась, поднялась с пола, торопливо натянула трусики и поправила юбку.
– Грейс, нам обязательно надо поговорить об этом... неприятном случае, – продолжала настаивать мать.
– Неприятном случае? – пробормотала Грейс, но трубку снимать не стала.
– Ты понимаешь, о чем я. О свадьбе, разумеется. Все только об этом и говорят, задают вопросы. Что мне отвечать?
– А почему бы тебе грудью не встать на защиту младшей дочери? – продолжила Грейс воображаемый диалог с матерью.
– Ты же знаешь, мы очень подружились с матерью Уолтера. Как я теперь посмотрю ей в лицо? Грейс, ты не можешь вечно избегать меня.
– А я попробую, – буркнула Грейс. Она наблюдала за Джеком, поднявшимся с пола. Он был невероятно красив: стройный, мускулистый.
– Должна напомнить, – продолжала Роберта, – что ты уже не молоденькая выпускница колледжа. И знаешь, что за мужчины в Нью-Йорке. Зачем им жениться на старых женщинах, когда вокруг полно двадцатилетних!
– Да я бы не назвала себя старой женщиной, – хмыкнула Грейс.
Джек поднял с пола свою куртку. На лице его читалось недоумение.
– Что такое? – спросила его Грейс.
– Ты всегда разговариваешь с автоответчиком?
– Я хорошо знаю свою мать и то, что она может сказать.
– Что ж, ладно, можешь не отвечать. – Мать тяжело вздохнула. – Думай о себе, а обо мне можешь забыть. А мне следует утешиться тем, что могло быть и хуже. По крайней мере ты не наркоманка, как дочь Марджери Хартуэлл...
– Наркоманка? – удивилась Грейс. – Да мать нашла у нее в сумочке диетические пилюли, которые продают без рецепта.
– ...или неразборчивая потаскушка, вроде старшей дочери Ханны Стюарт. Как ее? Нэнси? Донна Рэндольф только сегодня утром рассказывала мне, что Ханна пришла навестить дочь и застала ее в постели с каким-то мужиком. Для Ханны это шок на всю жизнь.
– Надо просто предупреждать о своих визитах, – посоветовала Грейс.
– Ханна приходит к дочери попить чаю и встречает голого мужчину. Можешь себе представить? – Роберта Коулбрук хмыкнула. – Я, во всяком случае, могу рассчитывать на твое благоразумие.
Теперь уже хмыкнула Грейс, и Джек внимательно посмотрел на нее.
– Что ж, значит, я не благоразумна, – выпалила Грейс. – Или по крайней мере была благоразумной до того момента, как ты вышел в ночь и бросился на меня, словно бык на красную тряпку.
– Не надо во всем обвинять меня, – парировал Джек.
– Ох, Грейс, доченька, я люблю тебя, дорогая. Пожалуйста, позвони мне, – закончила Роберта Коулбрук.
Грейс едва не схватила трубку телефона и, возможно, сделала бы это, если бы Джек не стоял рядом с каким-то растерянно-сочувствующим взглядом.
Автоответчик пропищал последний раз, это означало, что мать повесила трубку. Грейс любила ее, как любила сестру и отца. Однако это была любовь, полная драматизма. Сейчас Грейс не хотелось анализировать свои чувства, она отогнала прочь мысли об отношениях с матерью и обнаружила, что Джек внимательно разглядывает ее.
– Что тебя так заинтересовало?
– Ты, разумеется.
– Почему?
– Ты ведь сказала, что сирота.
Грейс усмехнулась и пожала плечами:
– Что ж, я соврала.
– У тебя это неплохо получается.
Чувство вины Грейс стало еще острее.
– Каждый человек хорош в чем-то. – Она больше не могла выносить пронизывающий взгляд Джека, поскольку понимала, что снова потеряет контроль над собой. – Прости, – пробормотала Грейс, – но тебе лучше уйти.
– Что это за игра, в которую ты играешь? – поинтересовался Джек.
– Никакой игры... просто ошибка.
Этот мужчина и раньше казался Грейс опасным. А сейчас в нем медленно закипала ярость, и Грейс поняла, что элементарно оскорбила его.
Джек прищурился, крепко сжал губы, затем повернулся и вышел, не сказав ни слова.
Грейс слушала, как звучали его шаги по ступенькам, пока не хлопнула входная дверь. Она подошла к окну и увидела, что доктор Беренджер направился к Коламбус-авеню упругой походкой спортсмена.
Грейс задумалась, но ее размышления прервал звонок домофона. Она посмотрела на крыльцо и увидела экстравагантно одетого блондина. Задрав голову вверх, тот размахивал руками:
– Дорогая, пусти меня! Здесь холодно!
Грейс поспешила к домофону, нажала кнопку, затем торопливо подняла с пола свои колготки и туфли, унесла их в спальню, переобулась в любимые домашние тапочки и вышла в прихожую.
Спустя минуту в квартире появился Марк, ее лучший друг.
– Ну как дела, дорогая? – с порога поинтересовался он.
Грейс махнула рукой и чмокнула его в щеку.
– Ты же меня знаешь, я в порядке. – Ей не хотелось, чтобы кто-то жалел ее, хотя увольнение действительно скверная штука. – Я всегда в порядке. Найду новую работу, что-нибудь получше.
– Грейс, ты действительно в порядке? – В голосе Марка прозвучали нотки сомнения.
– Да, конечно.
– Уверена?
– Уверена, не волнуйся.
– Ну и хорошо. Может, выпьем? У тебя есть виски?
– Бутылка в буфете, осталась после твоего прошлого визита.
– А тебе налить?
– Нет, спасибо.
– Может, хотя бы бокал шампанского?
– Не сегодня, Марк.
Грейс прошла в спальню и переоделась. Когда она вернулась, Марк сидел в кресле, прихлебывая виски. Грейс жестом пригласила его на кухню, где усадила на стул, а сама принялась доставать из шкафов чашки, сковородки и разные продукты.
– Знаешь, Грейс, Джей просто негодяй, – заявил Марк.
– А когда он впервые появился у нас, ты назвал его симпатичным, – напомнила Грейс.
– Ты же знаешь, смазливое лицо всегда сбивает меня с толку. Он негодяй. Я сразу понял, что розовый «кадиллак» – твоя идея. И все это знают. Я так и сказал Кендрику.
– Ну и что ответил шеф?
Марк нарочито тяжело вздохнул.
– Потребовал доказательств. Тогда я ответил ему, что лично мне не требуется никаких доказательств, кроме твоего слова.
– Понимаешь, Марк, на самом деле он хотел уволить меня. А этот спор стал подходящим поводом.
– Понимаю. Но не вижу никакого смысла в твоем увольнении.
– А его и нет. Помнишь Летицию Троулинг? Как только она перестала выдавать идеи, ее тут же уволили. И Херба Ритмана...
– Да, но и Джей не выдает никаких идей, однако его не увольняют.
– Пока, но со временем Кендрику придется уволить и его. Вспомни, как Сесил говорил о нем в интервью для «Тойз ревю» два месяца назад. Его новый служащий обладает опытом в бизнесе, что так важно для компании. И Сесил не допустит, чтобы его любимчик оказался ничтожеством.
Марк покрутил в ладонях стакан.
– Надеюсь, ты права. Но только прекрати этот шоколадный кошмар. Поплачь или разбей что-нибудь. Ты всегда заставляешь меня нервничать, когда у тебя появляется вот такой остекленевший взгляд и ты принимаешься за стряпню.
– В моей ситуации нет ничего драматичного. – Грейс добавила в муку соль, сахар и все перемешала.
– Разумеется, есть. Тебя уволили!
– Спасибо, что напомнил. – К муке добавились молоко, масло, ваниль, орехи, и процесс перемешивания продолжился.
– Грейс, я предлагаю тебе поплакать, не надо сдерживать свои чувства.
– Спасибо за совет, доктор Фрейд.
– Но ведь глупо заниматься самолечением с помощью огромных доз сахара и шоколада. Лучше впасть в истерику.
– А я предпочитаю шоколад.
Вылив смесь в сковородку, Грейс налила в чашку горячей воды, размешала в ней еще немного обычного сахара, жженый сахар и какао, затем залила этим тесто и сунула сковородку в духовку. Установив таймер, сложила тарелки в раковину и вытерла руки полотенцем.
– Так, до шоколадного рая осталось сорок минут.
Марк отхлебнул виски.
– Ты еще ничего не ела?
– Нет.
– А когда будешь есть?
Грейс взглянула на таймер.
– Через тридцать девять минут и сорок пять секунд.
Грейс направилась в гостиную, Марк последовал за ней. Когда она подошла к видеомагнитофону, он взмолился:
– Ох, только не «Проявление нежности». Почему бы не сменить тему? Поставь что-нибудь забавное, даже глупое. Комедию или какой-нибудь детектив.
Грейс поморщилась.
– Что угодно, – продолжил Марк, – только не эту любовную сагу, текст которой ты наверняка уже знаешь наизусть.
Грейс наградила Марка презрительной усмешкой, вставила кассету в видеомагнитофон, уселась с пультом на софу и нажала кнопку «Воспроизведение».
Марк тяжело вздохнул.
– Нечестно с твоей стороны, Грейс. Давай лучше поиграем в карты? Или в шарады? Ты же обожаешь шарады.
– Ты спутал, Марк, это ты обожаешь шарады!
– Ну да. Но мне противно смотреть, как ты уставилась на экран.
– А ты мешаешь мне смотреть кино. Шел бы лучше куда-нибудь развлечься.
– Ну ладно, тогда я пойду. – Марк направился к двери.
– Марк!
– Что, куколка?
– Спасибо за поддержку.
– Всегда к твоим услугам, – с легким поклоном ответил тот.
После его ухода Грейс успокоилась, в комнату начали проникать запахи шоколадного кекса, и она уже считала минуты до остановки таймера. Да, никаких мужчин, любимый кинофильм и много шоколада. И будет очень хорошо, если она вообще никогда больше не увидит ни Уолтера, ни Джека Беренджера.