Все здесь было так же, как мы и оставляли с дедом. Подвешенные в мешочках сухари и крупа не пострадали от грызунов, соль и сахар были в банках из-под кофе, но больше всего меня порадовала старая выцветшая, прожженная местами фуфайка, на которой мы спали. Сняв ее с гвоздя, я тут же одел, так как в мокрых брюках и ботинках чувствовал себя скверно. Наверное, сказывалось все пережитое за день: рыбалка, охота, и конечно, болото. Наложив в буржуйку приготовленных дедом дров, я раскочегарил ее, после чего приподнял половицу, под которой он прятал свою заначку — солдатскую фляжку с НЗ.
Побулькав ею, я прикинул, что грамм сто спирта в ней еще осталось. Взяв ведро, я принес воды из ключа, освещая дорогу зажженной смолистой веткой, и заварил настоящего грузинского чая. Съев половину утки, посыпая ее солью, и выпив из фляжки спирт, я, разогревшийся, уснул, укрывшись фуфайкой на лежанке у печки.
Проснулся я с рассветом, над болотом стоял густой туман. В сторожке тоже было сыро и прохладно. Печь остыла, и вместе с этим улетучилось все тепло. Чувствовал я себя хорошо, голова не болела. Когда я касался самой раны, было еще больно, да побаливали ребра при резком вдохе, а так я чувствовал себя отдохнувшим и бодрым. Взглянув на себя в осколок зеркала у окна, я заметил, что опухоль на лице спала, но синяки под глазами и разбитые губы свидетельствовали, что косметологи мне попались плохие, надо их увольнять. Растопив буржуйку, я сходил к ключу и умылся, используя старый обмылок деда для бритья. Сварив каши и поев, я решил подкинуть еще дров и тут под ними обнаружил старый немецкий штык-нож, которым дед щепал лучину, да иногда разделывал тушки зверей. Находке я несказанно обрадовался, так как теперь у меня было уже более серьезное оружие, ближнего боя. Сторожка будет моим укрытием и штабом, так как на картах она не обозначена, потому что срублена была дедом после войны. Дед, хоть и не был скрытным, но не любил, когда кто-то еще охотится на его любимых местах. Поэтому только его близкие да пара друзей и знали, где у него охотничьи угодья, а значит и избушки, которые он регулярно ремонтировал, так как бывало, жил в них по две-три недели.
Я стал внимательно осматривать сторожку, складывая в кучку и карманы все, что может пригодиться в моей маленькой войне с бандитами. Я еще не знал, как я помешаю им, но то, что буду стараться не давать им ни минуты покоя, это я знал точно. Постепенно осматривая свои находки, которые состояли из топора, восьми давших осечку позеленевших патронов 12 калибра, двух волчьих исправных капканов, лучковой пилы, которой мы пилили дрова, и мотка медной проволоки, у меня стал складываться определенный план. Особенно было хорошо, что я знал округу. Поэтому я стал быстро собираться в дорогу, набрал в солдатскую фляжку воды, в карманы сухарей, сунул за пояс штык и топор, лук я нес в руках, чтобы можно было быстро пустить в дело. Теперь я направлялся к перешейку. Заросший лесом, он тянулся между рекой и болотом, где должны были вскоре показаться бандиты. Другой дороги к горе не было. Разве что по реке, но это было не возможно из-за бурного течения и крутых обрывистых вдоль нее скал. Поэтому и было выбрано это место для строительства бункера, отсюда не сбежишь — вокруг болото и бурная горная река.
Пройдя мимо Черного камня, который врезался в болото, я поднялся на поросший кедрачем и лиственницей склон горы Горбатой. Лес был светлый, и лучи утреннего солнца хорошо пронизывали могучие кроны деревьев. Я не стал подниматься выше, где громоздились камни, а пошел поперек склона к бывшему лагерю, который вскоре замаячил далеко внизу. На первую сторожевую вышку я наткнулся, когда спустился со склона. Полусгнившая обвалившаяся громадина тяжело нависала над молодой порослью леса, укрывшей своей веселой зеленью бывший лагерь. От бараков и других помещений не осталось следов, все уничтожил огонь, а завершило время. С южной стороны лагеря прилегало непроходимое болото, с северной нависала громадная отвесная стена горы, более пологий склон с запада охраняли с вышек, так же охраняли и восточный, который прикрывала река Синячиха с крутым высоким противоположным берегом и сварливым нравом. Бежать, как я уже заметил, отсюда было невозможно, поэтому и унесли с собой заключенные, а потом и охранники, тайну горы Горбатой.
Примерно через час я был уже на месте. В лесу стояла тишина. Где-то перекликались кедровки, да шумела река. Первым делом я решил осмотреться на местности и с большим трудом взобрался на высокий кедр, исцарапав весь живот жесткой корой. За шиворот насыпалась хвоя, но я не обращал внимания на эти маленькие неудобства, а вглядывался вдаль, откуда должны показаться мои новые знаковые. Далеко в распадке я с трудом различил дымку от костра. Это могли быть только бандиты, значит, в запасе у меня есть час-два, чтобы приготовиться к встрече.