На песке лежали два трупа, но это были не враги, а наши дозорные, которые были убиты ударом ножа. Судя по ране, ножи метнули с небольшого расстояния, 3–5 метров. Но когда ты в лесу и солнце садится, в полумраке трудно заметить врага, который тихо подкрадывается к тебе, вот и проморгали ребята врага. Хорошо хоть не выдаем в «секреты» мое оружие, только сабли, арбалеты и ножи, чтобы враг не завладел нашим секретным оружием. Их оружие оказалось на месте, а вот метательные ножи из тел были выдернуты. Враг не хотел давать нам никакой улики. Кто же все ж нападал на нас?
— Утром, как рассветет, проверьте еще раз все в округе! Да снимайте потом ладью с мели, куда посадил ее предатель сотник — распорядился я и направился проверить раненого в свою каюту. В изголовье его сидел Данила и время от времени менял влажную тряпку на его лбу.
— Жар у него, весь горячий! — сообщил он мне с тревогой в голосе.
— А что ты хотел! Организм борется с болезнью и с ранениями именно так, поднимая температуру и выжигая всю нечисть своим жаром! — я достал таблетку аспирина, растворил ее в небольшом количестве воды — Вот, попробуй выпоить с ложечки его, аспирин снимет жар. Еще завари эту смесь трав, противовоспалительных, и как проснется, давай ему пить вместо воды, авось через неделю подымем воина на ноги.
Спать я отправился на корму, завернувшись в одеяло и как будто провалился в небытие. Тихо плескалась вода за бортом, омывая ладью. Где-то на середине плескалась крупная рыба, и соловьи соревновались друг с другом на лучшие свои песни, а замыкал это все писк несносных комаров, кружащих над головой, словно «мессершмитты».
Разбудили меня голоса дружинников, которые разводили погасшие за ночь костры, для приготовления завтрака. Каждая ладья готовила в своем котле кулеш[5] Поднялся и я, прошел к раненому, который очнулся и пил настой трав из рук Василия. Дежуривший ночью Данила, ушел спать, передав, что каждые четыре часа надо менять повязку и поить вместо воды настоем. Пощупав его лоб, я проверил пульс и осмотрел рану. Ну, воспаление еще не спало, но заметно уменьшилось. Кровоточивости уже не было, края раны сомкнулись, нагноения не видать. Температура нормализовалась, ну, а что организм молодой — справится!
— Ну, как самочувствие? — обратился я к раненому. — Кольчужка твоя, братец, дрянь, выбрось ее, приедем — выберешь из татарских, а эту даже не бронебойным наконечником у тебя пробило, хорошо хоть ничего важного не задело! Ладно, давай выздоравливай! Покорми его, — обратился я к Василию, — много не давай сразу, лучше почаще корми, бульону бы ему из курочки, да где тут возьмешь? — вздохнул я и, поднявшись с табурета, пошел на берег, где как раз вернулась поисковая команда.
— Нашли что-нибудь? — обратился я к десятнику, возглавившему осмотр окрестностей.
— Он был один, нашли лук татарский с колчаном стрел, там, где он их бросил. Раненый, по-видимому, не сильно, в ногу, так как шаг не ровный, прихрамывающий на левую ногу. Крови, много лишь на месте ранения, дальше он перевязался и ушел в сторону от реки. На болоте мы его след потеряли. — опустил голову десятник.
— Ладно, не грусти! Передай всем сотникам, чтобы проверили в наличии своих воинов и доложили мне. После завтрака будем сниматься с ночевки и идем дальше! — закончил я.
Как я и предполагал, на второй ладье недосчитались одного из воинов, некоего Петра, сына Иванова, которого со вчерашнего вечера никто более не выдел. Ладно, если он был один, а если нет? Вот теперь и думай.
Сняли ладью с мели быстро, зацепив за другую ладью, и двумя моторами сдернули с места. Повреждений не было, благо дно песчаное, и вот она качается на волнах. До Казани доплыли уже без приключений, где простояли еще сутки, так как пришлось с князем, оставленным с гарнизоном в городе, пить почти всю ночь.
Иван Михайлович рассказывал ему, как мы били татар в Астрахани, как чуть не поймали хана Ямгурчея, сколько взяли пленных и добра! Одним словом — «поймали вот такую щуку…», даже рук не хватает. Опьянел малость воевода.
Наутро он поднялся хмурый, с больной головой, глаза красные, в бороде крошки. Жадно припал к кувшину с квасом и осушил его весь.
— На, выпей, Иван Михайлович, полегчает — протянул ему я таблетки от головной боли и повышенного давления.
Он молча взял их, проглотил, ища, чем-бы запить? Я протянул ему свою флягу с водой. Выдохнув, он поинтересовался:
— Где князь?
— Да спит еще, наверное, время еще восемь часов, а мы спать легли где-то в 3 или 4 утра. — ответил я. — Давай сходим в нужник и поспим, а после обеда тронемся на Москву!