Ночью я переместился в то же время, когда мы заезжали только что в Рязань. Никто не заметил моего перемещения, и я стал сходу организовывать свои телеги. В двух я установил пулеметы «максим», зарядил и накрыл пологом, добавив про запас побольше патронов и гранат, а в третьей повозке положил два 50-мм миномета с запасом мин и дельтаплан. Вскоре, погоняемые ездовыми, мои телеги влились в царский обоз, а я благополучно вернулся под свою телегу, на овчину рядом со спящим воеводой. Как я и думал, нападения не было, утром, отправив вновь разведку, татар на месте не оказалось. Следы вели на юг, татары, получив по зубам, возвращались. Я предложил воеводе слетать и подопнуть их, но он категорично запретил, сказав, что у нас более важное задание, да и приказа не было… Одним словом, устал мужик, тем более вчера отвел душу, снял напряжение, правда вскоре оно вернулось, когда мы проезжали сожженные и разоренные деревни, зарубленные тела детей и матерей, даже скот, что не успели они увести, и тот изрубили.
— Иван Михайлович! Давай, я тебя отвезу в Москву, и ты все расскажешь царю, чтобы он направил к царскому обозу помощь. Ведь еще одно-два нападения и у нас не будет воинов и патронов, а тут надо не менее двух-трех тысяч хорошо вооруженных конных воинов. Татары рядом ходят, вдруг кто опять наведет?
— Дак чего тянуть! — он вызвал сотника и передал ему бразды правления.
Я же собрал аппарат, проверил боезапас и подвеску бомб, после чего подсадил воеводу и дал ему немецкий МГ-34, снаряженный лентой с патронами на 250 шт. В ноги ему поставил ящик снаряженных гранат, и вот мы взлетели. Сделав круги по спирали и набирая высоту, я заметил в километрах 15 от нас большой отряд, по-видимому, татар, так как других войск в округе не было. Указав на них воеводе, я направил дельтаплан в атаку. Две бомбы, сброшенные почти одновременно, уничтожили почти треть отряда мурзы Акмала! «А затем вслед промелькнувшей «птицы-смерти» загрохотали взрывы от ее «яиц», которые она метала в воинов, и падали воины ниц, объятые пламенем, и с ужасом молили Аллаха о милосердии, но не внял просьбам Аллах, и «птица-смерть» метала свои перья, которые пронзали даже самую крепкую броню насквозь, и бились в смертельном танце кони и люди, и горела земля, и спряталось солнце за тучи, чтобы не видеть смерть мусульман от нечисти!» — так описал в дальнейшем поход мурзы Акмала летописец, принимая дельтаплан за красную птицу-смерти. После этого мы вернулись к обозу, чтобы пополнить боезапасы и горючее. Но больше на нас ни кто не нападал, и мы дошли без посторонней помощи до Москвы, так как прореженные войска, обезглавленные нами, нападать не захотели.
Москва встретила нас летним дождем. Уставшие ездовые даже не матерились на прохожих, что шастали перед мордами лошадей. Только дружинники взялись за кнуты, дабы царский обоз дошел до кремля без происшествий. Народ матерился, но перед силой кнута и власти расступался, пропуская обоз. Вдруг впереди раздались крики и шум драки. Махнув сотнику, я отправил его вперед, сам же, ссадив дружинника, отправился следом. Оказывается, на улице столкнулся наш обоз с каретой князя Сальского, даже не его самого, а сына. Но гербы на карете, слуги в ливреях, ах! Приказав воинам за уздцы отвести карету в сторону, я удостоился удара кнута от возницы, что стоило бедняге простреленного бедра, а хозяина воины хотели вздернуть, но я приказал его связать и поместить в нашу телегу, пусть царь разбирается.
Подъехали к Кремлю, стоящие в карауле узнали своих воинов, да и Иван Михайлович здесь был всем знаком, поэтому нас беспрепятственно пропустили. На шум вышел на крыльцо Алексей Федорович Адышев:
— Ба! Кого я вижу! Андрей Иванович с Иваном Михайловичем собственной персоной! — он распростер объятия и пошел, обнимая нас обоих.
Обнимая меня, он прошептал на ухо: «Спасибо тебе за жизнь мою, век буду молиться за тебя!». Воевода доложил ему, что добыча с Казани и Астрахани прибыла к царю, и теперь Русь приросла двумя градами со всеми их территориями. Население присягнуло государю Ивану Васильевичу. Гарнизоны под руководством князей оставлены и охраняют границы.
Адышев вызвал дьяка для принятия казны и прочей добычи, а сам повел нас на прием к царю. Но тот, минуя все процедуры, все же молодость кипит, вышел нас встречать сам. Увидев меня, обнял и поцеловал, что было придворными признано, как любимчик. А значит, у меня будет много просителей.
— Ну, рассказывайте скорее, мои победители! Что, как? А то мы здесь только слухами и пробавляемся! То, что Казань взяли, мы узнали с голубиной почтой, а потом от купцов, что на невиданных скоростных ладьях вы разгромили весь флот хана и Астрахань сразу сдалась! Не верил никто!