— Это интересно! Да с тобой вообще интересно, князь! Главное, не слышу от тебя никаких корыстных просьб. Вижу, что не льстишь мне, ради выгоды своей, а за Русь страдаешь, потому и люб мне! Пойдешь ко мне в окольничьи? Всех выгоню, а тебя приближу!
— Спасибо, царь-батюшка! Уважил! Но хочется мне послужить еще Руси, хочется создать профессиональную армию, хорошо вооруженную, обученную. Пускай на первых порах будет ее не так много, но она будет под началом умных полководцев, а не бояр, которые кичатся своей родословной, во вред военной компании. Вот возьмем Ивана Михайловича, опытный, умный командир. Дать ему десять тысяч хорошо обученных воинов, побольше пушек, и он закроет западную границу от ливонцев. Против Сибирского хана я вообще бы направил казаков, вооружив их пищалями и пушками. А их поддержат казанские и астраханские татары, которые присягнули тебе на верность. Пусть устанавливают власть Ивана Васильевича на Каменном поясе (Урале) и в Сибири. А я же, если дозволишь, останусь вместо Ивана Михайловича воеводой в Рязани и буду держать южный фронт против крымского хана и турок, мимо они не пройдут. Да и хочется мне развить промышленность, металлургию на Руси. Как запущу завод, приглашу Вас, Иван Васильевич, на открытие.
— Ну, что ж, мысли у тебя на самом деле государственные, да и Алексей Федорович о тебе хлопотал, понравился ты ему очень, а он мало кого жалует! В общем, быть тебе воеводой в Рязани, земли кои государевы, можешь использовать для дела и защиты города. Получишь грамоты на воеводство, награду 1000 золотых и еще 1000 десятин земли, вдобавок к тем, которыми я тебя до этого одарил, рядом с твоим поместьем. Строй, Андрей Иванович, завод, что надо будет — помогу, если это для Руси польза будет.
— Не сомневайся, Иван Васильевич! Я сам очень заинтересован в развитии государства русского и его народа. Да хотел бы попросить тебя Иван Васильевич, в помощи открытия школы в Рязани для детей на 300 мест, не хватает преподавателей, нужно здание и деньги — закончил я просьбу.
— Преподавателей, человек десять, я попрошу у патриарха, пусть направит тебе в помощь, заодно и слово божье детям принесут. Возьмешь монахов на полное содержание, деньги я выделю. Ну, а на постройку школы и на обустройство ее, попробуй за счет сбора налогов с города и купцов. Подготовим завтра тебе все грамоты, много у тебя будет полномочий, но и спрос будет большой. А пока готовь войско для защиты Рязани, пороху для пушек тебе выдадим сколько надо, пушек много не дам, сказали, что у тебя свои есть. Рать набирай и учи, сколько посчитаешь нужным, оплачивать буду за пять тысяч, остальных держи за счет города. Богом только прошу, Андрей Иванович, не пропусти ворога к Москве! — закончил свою речь царь.
— Не пропущу ворога, мой государь! Не пожалеем живота своего, а остановим, дальше Рязани не пропустим! Клянусь господом нашим, умрем, но врага остановим!
— Ну вот и все о чем я и хотел с тобой поговорить князь! Кстати, царица Анастасия, очень бы хотела, если бы у тебя вдруг была оказия, приобрести для своих родственников такие же наряды, что ты ей привез. Уж очень они им понравились! А теперь пойдем в зал к гостям, не хорошо надолго их оставлять. — проговорил царь и направился вслед за ним. В зале уже стоял пьяный гул, от прежнего великолепия столов мало чего осталось, только стол царя, за которым сидела царица с родителями, князья Шуйские и Глинские, братья Адышевы с отцом, был в порядке. Даже иностранные гости, что были приглашены на пир, в честь завоевания Казани и Астрахани, уже были хороши и увидев царя, начали громко кричать «Виват!», все, кто еще мог, встали и подняли тост за царя — батюшку! И тут хитрый Алексей Федорович вставил мое изречение, громко крикнув: «За веру, царя и отечество!» на минуту зал затих, а потом грянул «Ура!» Все выпили, а я, так как сидел рядом с царем, зашептал ему на ухо, что не мешало бы выпустить медаль с этими словами и профилем царя, для награждения героев битв. Желательно в трех видах: золотой, серебрянной и бронзовой. Кавалеры трех медалей, получают везде почет и льготы, а за бронзовую 3 рубля в год добавка, за серебряную пять рублей, а за золотую десять рублей. Кавалер всех медалей получает каждый год двадцать пять рублей добавки и освобождение от налога. Иван Васильевич был восхищен моим предложением, что тут же подозвал к себе дьяка и начал диктовать ему указ, не смотря на шум и гам в зале. После чего подозвал казначея и приказал срочно изготовить по две золотых, серебряных и бронзовых медалей к утру следующего дня. Не много погодя, в зал, по приказу царя, внесли подаренный мной патефон. Обученный слуга, завел его и поставив пластинку, опустил головку звукоснимателя. По залу полилась грустная мелодия Полонеза Огинского. Даже пьяные иностранцы подымали головы, чтобы увидеть такое чудо у русского царя. Вооруженные стрельцы, занявшие свой пост возле музыкальной игрушки царя, кроме слуги, обслуживающей ее, никого не подпускали даже близко. Гости вначале толпились, чтобы рассмотреть ее, а потом начали приглашать на танец дам. Тем более, музыка сменилась, да, и выпитое подействовало. Ну, и кстати слуга, по видимому, изучивший репертуар пластинок, вовремя менял их. Поэтому вечер проходил уже более интересно. Даже царь, по просьбе царицы, вышел и с танцевал, оставив на время свой посох. Слуги, вовремя удаляли, выпавших в осадок гостей, или которые начинали слишком громко выяснять отношения с соседом. Таких они отмечали и сообщали Адышеву, больше ему дорога на пиры была заказана. Да и царь таких не жаловал, так что можно было или веселиться или молча спать под столом, меньше неприятностей. Порешал вопрос и с сыном Сальским, от возницы которого я получил удар кнутом. Помня, какие неприятности ему они готовили, царь распорядился отправить его в застенок, а все земли его, и другое движимое и не движимое, имущество, как у изменника, и врага государства русского— изъять в пользу государства. За это мы с ним выпили легкого сухого вина. Вообще, я заметил, царь почти не пил, по видимому боли в желудке не давали много пить и есть жирную пищу. Придется мне в хх веке посмотреть для него лекарство, так как мужик нормальный, адекватный и главное за Русь болеет. Вскоре я заметил, что Иван Михайлович склоняется и вскоре будет в осадке, извинившись перед царем, вместе со слугами, отвел его в опочивальню. Вместе с ним лег спать и я. Утром, меня разбудил слуга, принеся большой кувшин кваса и два кубка. Услышав шорох и звук шагов, я крутанулся с кровати, выхватывая из под подушки пистолет, но слава богу, это был только слуга, который даже не испугался, так как не понял, чем я ему угрожал.