Не хотелось, как я и говорил, убивать простых русских воинов, а вот отморозков из опричного войска, это мы завсегда пожалуйста. Зашел в первую хату, пьяные опричники даже не повернули головы, когда облако холодного воздуха ворвалось в жарко натопленную избу. За столом, заваленным кусками мяса, хлеба, солеными грибами и мочеными яблоками, освещаемые свечой, сидели человек пятнадцать опричников. По кругу ходила деревянная братина, украшенная резьбой, очевидно, с брагой. Рядом со столом стояла бочка, уже наполовину опустошенная. Под столом в луже блевотины лежал «готовый» опричник. Это были не первые лица опричнины, поэтому я достал гранату и, выдернув чеку, положил ее в чашу с грибами, пяти секунд до взрыва мне хватило выйти из избы. Взрыв потряс хату, из порванного бычьего пузыря, натянутого на окно, потянуло дымком, дверь, сорванная с деревянных штырьков, лежала возле крыльца. Из дома не слышно было ни криков, ни стонов. А что, неплохой способ избавляться от этих гнусных опричников! К дому спешили опричники, дождавшись, когда набьется побольше их, любопытных, я метнул вторую гранату. От Ф-1 на двести метров трудно спрятаться, а тут в замкнутом помещении шестьсотграммовая ребристая «дура» положила всех. Осколки пронзали насквозь тела, убивая одновременно нескольких человек. Из избы получилась братская могила, так как после второго взрыва изба загорелась, хороня заживо тех, кто, возможно, был только ранен. В деревне поднялась тревога, забегали опричники, пинками строя, подымая от костров воинов. Надев глушитель на снайперскую винтовку, я начал особо рьяных отстреливать, потеряв пару десятков мелких командиров, опричники поутихли. Воины же, видя, что страдают только черные опричники, успокоились и, сидя у костров, варили кулеш. Я же пошел дальше по деревне, но встревоженные опричники выставили у домов усиленные караулы и заперлись изнутри, только в одну из хат мне удалось метнуть гранату, когда открылась дверь, и в нее заходил опричник. Взрывом его выкинуло обратно, а сколько было внутри, я не знаю. Вновь поднялся крик по деревне, я же, сидя за колодцем, нащелкал еще десяток этих черносотенцев. Пусть почешут голову, когда обнаружат убитых не только в избах, но и на улице. Увидев, что в один из амбаров набилось до сотни опричников, я потихоньку подкрался и лег на снег, дожидаясь смены караула. Убить их я мог хоть сейчас. Это были не воины, а простые убийцы и душегубы. Им не знакома была воинская служба, кто же в караульной службе сидит на пне, уткнувшись носом в свою шубу, подняв воротник и приставив аллебарду к стене амбара. Вскоре заскрипела дверь амбара, и вышел десятник с тремя сменщиками, которые заменили прежних караульных. Двое встали по углам амбара, а один у дверей. Поначалу они еще ходили, осматривая окрестности, а потом, так же, как и прежние, уселись на пни и уткнулись в воротники. Все ж морозец пощипывал щеки. Тихо поднявшись, я стал осторожно приближаться к крайнему сторожу, стараясь ступать на ребро стопы, чтобы снег не скрипел под тяжестью тела. Лезвие вонзилось под левую лопатку, рот я зажал ладонью в перчатке, чтобы криком он не выдал меня. Тело подергалось в конвульсиях и обмякло. Навалив его на стену, чтобы сидел, я направился в обход к другому крайнему караульному. Среднего, у дверей, я оставил напоследок, все же кто-то мог выйти в туалет и увидеть мертвого часового, а крайние не так заметны. Обойдя амбар, приблизился к часовому, который элементарно спал, чуть похрапывая, и умер во сне, когда лезвие кинжала пронзило ему сердце. Навалив мертвого часового на стену, я стал тихо подкрадываться к дверям, где сидел караульный. Тот, видно, почуял свою смерть, так как поднялся и стал оглядываться по сторонам, держа в руке обнаженную саблю. Чтобы не рисковать, я достал наган с глушителем и просто прострелил ему голову. Затем подпер дверь бревешком, чтобы опричники не выскочили, и стал обкладывать стены сеном из ближайшей копны. Закончив, я поднес зажигалку, пламя весело стало лизать стены амбара и вскоре перекинулось на соломенную крышу. Я же расположился с автоматом в тридцати метрах от дверей, дожидаясь, что прибежит помощь, или сами опричники выбьют дверь. Вскоре внутри послышались крики, и дверь задрожала от ударов, я выпустил рожок по двери, и удары прекратились, зато крики заживо горящих негодяев, наоборот, усилились.