В полумраке он не видел лица Кастета — если б Рыжий хоть фонарь включил.
— Кастет…
— Кому Кастет, а кому Александр Петрович, — хмыкнул тот довольно. — Давай, Женечка, повторяй: Александр Петрович, я, козел и фраер дешевый, тебя умоляю…
«Повторяй, идиот», — взмолился про себя Тега.
— Александр Петрович, — начал Женька.
Тега выдохнул: прокатит. Но мальчишка замолчал.
— Ну! — толкнул Кастет.
Теге захотелось заорать: «Не дури, пацан, опустят же!» — но он смолчал: тут либо с Кастетом, либо под ним. «Что делает-то, что делает…» — безнадежно мелькнуло в голове, Тега шагнул назад, оперся о спинку соседней кровати… «Глаза бы закрыть. Или бежать на фиг… Или… Да что с Кастетом сделаешь? Не молчи, пацан, не молчи!»
Кастет резко и незаметно для постороннего взгляда ткнул мальчишку под коленку — и Женька рухнул на четвереньки, упершись руками в шершавый пол.
— Опять слова забыл? Я — козел и фраер дешевый…
— Козел и фраер дешевый, — прошептал Тега.
Рыжий включил фонарик. Женька вскинулся, глядя на своего мучителя. Кастет усмехался, оглаживая пуговицы на ширинке. Неторопливо расстегивал и снова застегивал. Его рука двигалась словно сама по себе, уверенная такая, в его, Женькиной, слабости уверенная… Странная и страшная волна поднялась вдруг, сметая и мальчишеский ужас, и боль, и предательское молчание спальни. Ненависть. Ненависть. Ненависть. К кому сильнее, к ним? Или к себе, жалкому, убогому?..
— Иди ты! — отчаянно завопил Женька, вскакивая на ноги.
На миг Кастет застыл. Он всего ожидал, всего, но что сейчас этот салага посмеет его, Кастета, послать?!
— На! — и он с размаху въехал кулаком в упрямые губы.
Во рту у Женьки стало солоно от крови.
— Зуб, падла! — вскрикнул он.
— Падла, тварюга, на троих распялим!
Женька сжал крохотные кулаки.
— Хлебало ему подушкой закрой, — рявкнул Кастет Теге, толкнул Женьку на кровать, стянул с него сатиновые трусы.
— Охренел, Кастет? — Тега дернул приятеля за плечо.
Тот обернулся, отшвырнул руку.
— Это ж Колыма, нафиг, — пробормотал Тега.
— На! — Рыжий сунул ему в руки подушку.
Тега растерялся. Чего бы проще — швырнуть ее на затылок и мордой мальчишку в матрас вдавить; а руки не слушались.
— Не трожь ты его, — почти шепнул Тега. Никто его не услышал.
— Че замер? — Рыжий вырвал подушку — как тонну груза снял, — придавил Женьку к кровати.
Мальчишка взбрыкнул, пытаясь ударить вслепую. Может, начни он сейчас просить, умолять, Кастет бы и сжалился, но Женька молчал, вырываясь, захлебываясь болью и страхом, молчал, молчал. Бился отчаянно, в липкой тишине, и все не верил, что они сделают с ним это, с ним, Женькой Бригунцом.
Возня эта, видимо, прискучила Кастету, он сильнее надавил на подушку. Женьке на миг показалось, что ему в горло кто-то вколачивает тяжелый, острый кусок льда. Лед пополз к сжавшимся в комок легким, разрывая грудь, а потом не стало ничего. Женька не почувствовал, как ослабили подушку, как Кастет шлепнул его по ягодицам, как прошептал даже ласково:
— Тебе понравится, Женечка.
— Почему он не орет? — вырвалось у Теги.
Кастет застыл на долю секунды, охнул испуганно, рывком перевернул мальчика. Тело покорно распласталось на кровати, раскинув ватные руки.
— В туалет его тащи, — просипел Кастет.
Вода… вода… вода… Женька разлепил тяжелые веки.
— Жив, сука! — рявкнул Рыжий и подавился воплем: пятерня Кастета с хода запечатала ему рот.
Женька мотнул головой, отгоняя бордовый туман. Кастет почти миролюбиво фыркнул:
— Оклемался?
Даже губы растянул в улыбочке. Женька молчал; рука повисла плетью. Попробовал двинуться, но плечо свело, мальчик взвыл. Босой, голый — это он? Он, Женька Бригунец? И тут же жарко и горько, до бешенства долбанул стыд, бессильный, а оттого еще более жгучий. Мальчик хотел закричать: «Да пошел ты!» — но вышел то ли клекот, то ли бульканье.
Женька сполз на мокрые каменные плиты пола. Его не держали, стояли вокруг. Кастет даже папиросу достал, закурил. Женька натянул майку на коленки, сжался — не от страха, от гадливости, от омерзения к самому себе. «Я, козел и фраер дешевый», — отдалось в голове.
— Не вышло любви у нас Женечка-а-а, — протянул Кастет, ткнув мальчика ногой в бок. — Не плачь, милая-я-я, еще успеем. — И заржал громко, вольно.