— Это Генрих Пятый, — сказал Зван и показал на мужчину с такой же челкой, как у меня. — Он перебил много французов, поэтому он теперь герой. Через пятьсот лет немцы тоже будут считать Гитлера героем.
— Нет, — сказал я, — не может быть, такого не будет никогда.
— Все может быть, — сказал Зван.
— Я спрошу у папы, как он думает, — сказал я.
— Твой папа — неловкий и застенчивый человек из художественного мира, да ведь?
— Ты ничего не знаешь о моем папе, — сказал я.
— Ты рассказывал мне, что он пишет книгу, — значит, он из художественного мира.
— Но я не рассказывал, что он неловкий и застенчивый.
— Это я знаю от Бет.
— А кто такая Бет?
— Бет живет этажом выше, — сказал Зван.
— Я не спрашиваю, где она живет.
Зван смотрел прямо перед собой.
— Это твоя сестра?
— Двоюродная.
— Она блондинка?
— Нет, не блондинка, у нее черные-черные волосы.
— А сколько ей лет?
— Послушай, Томас, прекрати занудствовать, пожалуйста.
— Ты что, я не занудствую, мы же весело болтаем…
— Ей тринадцать лет.
— Ого, как много.
— Да, ей уже много лет.
— А почему твоя двоюродная сестра живет над тобой?
— Она там спит и делает уроки.
— Уроки?
— Почему ты так поморщился?
— Это звучит ужасно.
— Я пошел домой, — сказал Зван.
— Я тоже, — сказал я.
— Пошли со мной вместе, — сказал Зван, — у меня дома иногда бывает весело, заранее никогда не знаешь.
Уже на лестнице Зван начал разговаривать шепотом.
— Почему ты шепчешь, Зван?
— А вдруг она спит.
Я подумал: какой прок от двоюродной сестры, если она дрыхнет посреди дня.
Он медленно-медленно открыл дверь наверху. Вот глупый. Если не хочешь, чтобы дверь скрипела как не знаю что, ее надо открывать быстро, а не медленно.
Мы вошли в довольно темную гостиную в глубине дома. Двери между комнатами были закрыты. На большом столе из красивого темного дерева, без скатерти, стояли две тарелочки, на каждой по блестящему яблоку и серебристому ножику. Еще я увидел открытую баночку варенья, из которой торчала тоненькая ложечка, — это напоминало натюрморты дяди Фреда. Теперь я понял, почему Зван разговаривал шепотом, — это был дом, располагающий к шепоту. Здесь вместо переносной печки был камин, за окошечком светились раскаленные угли.
Зван подошел к закрытым дверям в соседнюю комнату, приложил ухо к дереву и прислушался.
— Она спит, — прошептал он.
— Пим, — раздался женский голос, — я тебя слышу, раздвинь же двери!
— Она не спит, — прошептал я.
Зван раздвинул двери, отчего в нашей комнате стало светлее.
В комнате со стороны улицы было очень мало мебели, тетя Фи назвала бы такую комнату лысой. Обои были светлые, здесь тоже горел камин, на каминной полке стояли только большие часы — они не тикали и показывали двенадцать часов, так что от них не было никакого проку.
На диване с изогнутой спинкой сидела, опираясь на большую подушку, женщина. Ее ноги были прикрыты одеялом.
По-моему, она смотрела в окно.
— Боже мой, кто это с тобой, Пим? — спросила она.
Откуда она знала, что Зван пришел не один? Увидела мое отражение в стекле или почувствовала, что Зван кого-то привел?
Она повернулась в мою сторону.
Это была, что называется, благородная дама, в «Вана» таких дам не встретишь.
— Кто ты такой? — спросила она.
— Это Томас Врей, тетя Йос, — поспешно сказал Зван. — Он живет тут напротив, на канале Лейнбан, его дом видно отсюда.
Ничего себе! Звану был виден мой дом, если он смотрел из гостиной в глубине дома через канал. Вот уж о чем я не думал. Сколько раз он, наверно, подсматривал за мной, когда я дышал на стекло и рисовал на нем фигурки или играл на улице или в одиночестве на льду? Сколько раз он видел моего папу у окна? И маму — сколько раз Зван видел мою маму?
— Я хочу услышать его собственный голос, — сказала тетушка Звана. — Томас, скажи что-нибудь.
Я молчал.
— Скажи же, не стесняйся.
— Чего там стесняться. Мы учимся в одном классе, — сказал я.
— Он говорит не совсем интеллигентно, Пим, — сказала тетушка.
— А вы что, заболели? — спросил я.
— Пардон, — ответила она.
— Томас хотел спросить: «Как вы себя чувствуете, мефрау?» Бет ведь рассказывала вам, тетя Йос, про Йоханнеса Брея и его сына, помните?
— Очень может быть, — сказала тетушка. — Бет много что рассказывает.
В присутствии тетушки Зван казался каким-то маленьким и не выглядел так солидно и взросло, как в школе.