Тетушка рассматривала меня.
Елки-палки, подумал я, у меня такие грязнющие колени, и лицо тоже перепачканное.
— Случилось что-то очень плохое, да, Пим? — спросила она. — Наверняка случилось что-то плохое; всегда случается что-то плохое… Как же я забыла…
— Это неважно, — сказал Пим.
— Все важно… А может, и нет, — сказала она.
Взяла стакан воды, положила на кончик языка таблетку и залпом выпила воду.
— А Бет дома? — спросил Зван.
— Голубчик, — сказала тетушка, — я не знаю. Твой друг такой тощенький, он, наверное, голоден? Покорми его, если он хочет есть, а сам не ешь, ты достаточно упитанный.
Зван вовсе не был толстым. Но его тетушка выглядела очень худой. Ее руки выше локтя были тоньше моих лодыжек.
— Как вы сегодня себя чувствуете, тетушка? — спросил Зван.
— Я поспала часа два-три, а когда проснулась, был уже день.
— Доктор сказал…
— Лучше бы доктор ничего тебе не говорил; наш доктор слишком мал ростом, я хочу доктора повыше, он бы увидел, что ты всего лишь ребенок. Я рада, Пим, что у тебя теперь есть друг, я этому очень рада. А ты тоже рад?
— Чрезвычайно, — сказал Зван хмуро.
Тетушка Звана рассмеялась.
— Мне нет даже сорока лет, — сказала она мне. — Я вовсе не пожилая дама, как ты, наверное, подумал. Я не знаю твоего отца. А откуда Бет его знает? Я знаю очень мало. Но я точно знаю, что Пим привел тебя не просто так, тут должно быть что-то особенное. А если в тебе есть что-то особенное, то просто так этого и не расскажешь, правда?
— Ничё во мне такого нет, мефрау, — сказал я.
— Послушай, Пим, он говорит очень небрежно, да; на канале Лейнбан все так говорят, не думая о культуре речи?
— Это влияние школы, — сказал Зван. — Время от времени он разговаривает так же, как многие ребята в школе, а сейчас он так разговаривает оттого, что смущается.
— Но ты же учишься в том же классе. Почему ты не говоришь, как остальные ребята? Хотя да, конечно же, я знаю, что ты не общаешься с другими, у тебя свой путь, ты слишком много читаешь, от тебя надо прятать книги. Ты уже принес уголь с чердака?
— Сейчас схожу.
— Ты не оставишь меня наедине с этим мальчиком?
Зван вышел из комнаты, потом обернулся и сказал:
— У него год назад умерла мама.
А потом спокойно закрыл за собой дверь.
— И еще сходи в «Вана», — крикнула ему тетушка, — купи печенья «Мария».
Я остался с ней с глазу на глаз. Она смотрела на меня.
Зачем Зван рассказал про мою маму? Глупо с его стороны. Теперь я стоял как дурак. В этой богатой комнате мне совершенно не хотелось быть несчастным сиротой с неинтеллигентным выговором. Как ни странно, я подумал: может быть, я попал сюда благодаря тому, что у меня умерла мама? Вот уж нетушки. Какая чушь. Но если такие мысли приходят в голову, то они приходят в голову, ничего не поделаешь. Я засмеялся.
— Что же тут смешного? — спросила она.
— Ой, ничего, — сказал я.
— Ты тоже считаешь, что Пим немного странноватый?
Я и не кивнул, и не помотал головой. На странноватые вопросы лучше не отвечать.
— Год назад, — сказала она.
— Меня не надо жалеть, — сказал я.
— Ну и правильно. Люди, вызывающие жалость — это ужас. И это слишком просто. Если хочешь вызвать жалость, всегда можно найти повод. Твоя мама болела?
— У нее был грипп, — сказал я.
Тетушка чуть не рассмеялась, но вовремя сдержалась и только глубоко вздохнула.
— Сколько тебе лет? — спросила она.
— Десять, — ответил я.
— Пиму тоже десять — хотя ты, конечно, и сам это знаешь. Я терпеть не могу разговаривать о возрасте. Ты тоже не любишь? Десятилетнего мальчика никто не принимает всерьез.
— Я об этом не думаю, — сказал я.
— А Пим думает, и слишком много. Поэтому он мало разговаривает. Он тебе нравится?
Я пожал плечами.
Она тоже пожала плечами. Когда одноклассники меня копируют, это противно, а когда взрослые, то это весело.
— Я рада, что ты не сказал: он мне нравится.
— Почему?
— Это слишком простой ответ, а вот пожать плечами — это отлично. Ты скучаешь по маме?
Знаю я этих взрослых. Они часто задают вопросы, к которым ты не готов.
— Я жду ответа, Томас.
— Скучать — я не совсем понимаю, что это значит.
— Я тоже не совсем понимаю, что это значит.
— Вы меня дурите?
Она улыбнулась.
— Вовсе я тебя не дурю, — сказала она, — но каким языком ты разговариваешь, почему ты не сказал: «Вы надо мной смеетесь?..» Хочешь приходить к нам почаще? Просто звони в дверь, если надумаешь. Может быть, кто-нибудь откроет, может быть, нет.