Арт подумывает, не написать ли все-таки Эмили Брэй и не пригласить ли ее к матери на Рождество, ведь после того, как он поднял такой хай, грозясь привести Шарлотту, будет досадно и неловко, если он придет один.
Но они с Эмили не разговаривали почти три года.
После Шарлотты.
Он достает телефон и пролистывает контакты. Нет. Не-а. Нет.
Потом смеется над возмутительностью, над идиотизмом собственной затеи.
Он перечитывает старую эсэмэску Айрис.
Мы во власти…
Нет.
Брось.
Он переживет это. А потом, да, потом напишет, как это пережил. Он напишет блестящий материал для «Арта на природе» о том, как выжить в этом лживом мире, и не просто выжить, а пробиться к истине сквозь едкие луковые кольца обмана (о, неплохо, запиши это, Арт), включая ложь, рассказанную о тебе самыми близкими и дорогими людьми, и ложь, которую ты рассказываешь себе о себе же самом и других, сам того не ведая. Он пробьется сквозь лживое повествование при помощи острого как бритва стиля. Он будет испепеляющим. Он будет честным. Он будет говорить о том, чего у тебя не отнять. Арт назовет его «Правды не утаишь».
Эта фраза снова напоминает ему о Шарлотте.
У него сжимается сердце.
Телефон в руке начинает гудеть и жужжать.
Может, это Шарлотта!
Нет, незнакомый номер.
Он его сбрасывает.
Потом ему звонят с другого незнакомого номера. Потом с третьего.
Он проверяет твиттер.
Ну конечно, она запостила новый твит. Первым делом он замечает ссылку, а над ней:
Просто сообщаю вам всем что беру 10 фунтов за разводку или 5 фунтов по спецтарифу для подписчиков.
Он щелкает по ссылке и попадает на страницу со своим фото, на котором он поднимает бокал вина во время их отпуска в Таиланде в прошлом году. Внизу стоит номер.
Это номер его телефона.
О боже.
Он отключает телефон.
Арт оглядывается вокруг: не смотрит ли кто-нибудь на него. Некоторые люди, стоящие в очереди к компьютерам, действительно смотрят на него, но лишь потому, что он отвернулся от экрана и они надеются, что он собирается уходить.
Но его мир потерпел полный крах!
Арт прижимает ладонь к затылку. Его бросает в пот.
Разводка — это что-то связанное с сексом?
Что делают люди, когда они кого-то «разводят»?
Он ищет в интернете. Определения тут же появляются на экране общественного компьютера — значит, ничего слишком уж похабного.
Кажется, это имеет отношение к солдатам Второй мировой.
Ладно.
Он кладет свой отключенный телефон в карман, отодвигает стул и направляется в мужской туалет.
В туалете он садится за единственной запирающейся дверью и пялится в пол. Но здесь ужасно воняет и не на что смотреть. Если это уединение, то результат нулевой.
Он встает и отпирает дверь.
Выйдя из кабинки, видит женщину в мужском туалете. Довольная молодая, двадцать с чем-то, возможно, из Южной Америки, темноволосая, возможно, испанка или итальянка. Она греет грудь, точнее, обнаженную верхнюю часть груди, теплым воздухом из сушилки для рук, повернув насадку к себе. На ней довольно низкий для декабря топик. Она показывает на него и сушилку.
— Холод. Тепло. Простите меня, — говорит она, перекрикивая шум. — Тому, что в женском, капец.
— Я вас прощаю, — говорит он.
Она улыбается и снова нагибается к потоку воздуха, и когда Арт выходит из туалета, ему становится немного лучше только потому, что он увидел другого человека, просто обменялся фразами с другим человеком, увидел, как кто-то делает что-то красивое, естественное, теплое и согревающее.
Просто сказал вслух слово «прощаю». Он и не знал, что это такое мощное слово. Он улыбается. Люди, проходящие мимо по лестнице, смотрят на него как на ненормального, потому что он улыбается. Никто из них не улыбается в ответ. Ему плевать. Пересекая лестничную площадку перед «Хранилищем идей», он жалеет, что не додумался пригласить ее, эту теплогрудую улыбающуюся девушку, к своей матери на Рождество.
Ха-ха. Прикинь!
Но на стуле, который прежде занимал Арт, теперь сидит мужчина с лицом, изрытым морщинами, и стучит по клавиатуре, а женщина с тремя очень маленькими детьми, висящими у нее на руках и ногах, аккуратно складывает пальто Арта сверху на ноутбуке и портфеле, лежащих на полу за кабинкой.
Все ясно. Арт кивает женщине, которая кажется ему в ослепительном и нелицеприятном свете «Хранилища идей» усталее всех тех, кого он видел в своей жизни.
— Спасибо, — говорит он.