Август пролетел, как сон. Накануне первого сентября, в полночь, они лежали в постели, и будильник Антуана, который молчал все последние три недели, был снова заведен. Антуан лежал неподвижно на спине, и его рука с зажженной сигаретой свисала с постели. За окном начался дождь, и капли тяжело и мягко стучали о стекло. Антуан почему-то подумал, что дождь теплый и, наверное, соленый, такой же соленый, как слезы Люсиль. Она лежала, прижавшись к нему, и слезы из ее открытых глаз текли прямо по его щеке. Не было смысла спрашивать ее о причине этих слез. Как спрашивать у облака, почему идет дождь. Просто он знал, что лето кончилось и что это было самым прекрасным летом в их жизни.
Часть третья ОСЕНЬ
Я увидел, что всякий живущий фатально должен быть счастлив. Поступки не жизнь, но лишь способ расходовать силы, снимать напряжение.
А. Рембо18
Люсиль ждала автобус на площади Альма и нервничала. Ноябрь выдался на удивление холодным и дождливым. Под навесом у остановки стояла толпа. Люди замерзли и были раздражены, поэтому Люсиль предпочла остаться снаружи. Волосы намокли и прилипли ко лбу. Потом она забыла купить талон и вспомнила о нем только минут через пять. Какая-то женщина заметила, как она занервничала, и злорадно усмехнулась. В эту самую минуту она пожалела, что у нее нет автомобиля. Она представила, как дождь хлещет по капоту, как визжат шины на поворотах по мокрому асфальту. Да, единственная прелесть денег была в том, что ты мог избавить себя от таких вот вещей, как неприятное ожидание автобуса под дождем. Она возвращалась из кино, куда ее загнал Антуан, раздосадованный ее бездельем, он буквально приказал ей посмотреть один из шедевров Пабста. Фильм действительно оказался шедевром, только ради того, чтобы его посмотреть, ей пришлось отстоять в очереди полтора часа. Вокруг толпились студенты, они не могли устоять на одном месте и все время толкались, так что она пожалела, что не осталась дома дочитывать так понравившийся ей роман Сименона. Было уже полседьмого, наверняка, она вернется домой позже Антуана. Но может, это было и к лучшему: он немного успокоится, а то в последнее время у него появилась навязчивая мысль — вовлечь Люсиль во внешнюю жизнь. Не раз уже говорил он ей, что это ненормально, нездорово в конце концов, после трех лет активной так называемой светской жизни сидеть целыми днями дома и ничего не делать. Но не могла же она сказать ему, что, привыкнув к иной жизни, не особенно хочет теперь гулять пусть даже по Парижу с двумястами франков в кармане, да еще толкаться в автобусе. Это оскорбило бы его, да и ее тоже. Когда ей было двадцать лет, она жила именно так, но сейчас, когда ей было тридцать, она не желала возвращения бедности. Подошел в автобус, ее очередь была далеко. Когда он отъехал, несчастные, которые не смогли влезть в салон, вернулись в стеклянную конуру. Животное отчаяние охватило Люсиль. Если повезет, она сядет через полчаса. Да и там от остановки придется идти пешком. Под дождем. Она придет домой промокшая, усталая с растрепанными волосами. И ее встретит уставший после работы мужчина. А когда он с интересом спросит, как фильм, ей захочется говорить о дожде, автобусах, промокших пассажирах. Следующий автобус проехал мимо и даже не притормозил. Неожиданно она решила идти пешком. Пожилая женщина приблизилась к Люсиль. Она хотела купить талон и уже полезла за деньгами. Машинально Люсиль протянула билет:
— Возьмите, я все разно пойду пешком.
Женщина удивленно взглянула на нее. Почти враждебно. Может быть, она подумала, что Люсиль отдала ей талон из жалости? Нынче люди стали такими недоверчивыми. У них столько забот, неприятностей, они смотрят эти глупые телевизионные программы, читают тупые журналы с картинками… И никакого понятия о бескорыстии.
Люсиль сказала, словно извиняясь:
— Я живу в двух шагах отсюда и очень тороплюсь, а дождь, кажется, кончается, правда?
Это «правда» прозвучало почти как мольба. К тому же Люсиль подняла глаза к небу… А дождь шел сильнее и сильнее. Она подумала: «А что мне до того, что думает эта женщина. Не хочет мой талон, так пусть выбросит его. Если ей так хочется торчать тут полчаса…» Люсиль не понимала, что с ней. «Да что же это такое? Почему я не поступила как все: не выбросила свой талон? Что это за мания: всем нравиться? Даже тут, на площади Альма, в полседьмого вечера, на автобусной остановке, под дождем. Ну прямо все должны меня любить. Все благородные порывы хороши, когда ты богат, сидишь в баре и пьешь виски или во время революции». И в тоже время ей хотелось самой себе доказать обратное. Женщина протянула руку и взяла талон.