— Изволите пожаловать к столу, господин? — спросила Ори.
— Да, я голоден, как вон та тварь на стенке. Девушка проводила его до столовой и там оставила с многообещающей улыбкой. Фрески на стенах этой комнаты давно поблекли, и никто не отважился восстановить их. Стены между канделябрами просто завесили расшитыми драпировками. Мозаичный пол с изображениями павлинов и фламинго сохранил свою яркость — лишь в одном месте зияла брешь, замазанная красным раствором, и было выложено чье-то имя. Джоссерек догадался, что это след от побоища, возможно, многовековой давности, в котором погиб главарь Костоломов, и оставлен здесь в память о нем. Стол, накрытый на три персоны, блистал кружевом, хрусталем, фарфором и серебром. Освещение было ярким, в воздухе веяли вкусные ароматы, слуги бесшумно сновали вокруг — все мужчины, в темных туниках с кинжалами на поясе, безгласные и с каменными лицами. По черным окнам с шорохом струился дождь.
Вошел Касиру. Джоссерек поклонился ему.
— Ну-ну, — сказал арваннетянин. — Оказывается, под твоим диким обличьем скрывался совсем другой человек.
— И этот человек чувствует себя намного лучше, господин. Мы будем ужинать втроем?
— Ты же не хочешь, чтобы стража узнала, где ты находишься, Джоссерек Деррэн! Ты мог бы убить, лишь бы помешать этому, верно? И, надеюсь, поймешь, что другой наш гость — высокочтимый гость — требует такой же осторожности.
— Что мне сделать, чтобы ты поверил мне, господин?
— Вот это мы и постараемся выяснить. Потом вошла она, и кровь запела в Джоссереке. Она была на ладонь ниже его. В лесах южного Ованга он видел когда-то тигров, которые двигались с такой же грацией. Это крепкое тело определенно знало бег, верховую езду, плавание, охоту, борьбу и, конечно же, любовь. Широко поставленные раскосые глаза над невысокими скулами цветом напоминали зимнее море под солнцем. Падающие до плеч янтарные волосы были столь же безыскусны, как и простая, почти мужская туника. На каждом бедре у неё висело по ножу — один тяжелый, другой легкий. Джоссерек видел, что ими не раз пользовались.
— Дония из рода Хервар на севере, — торжественно произнес Касиру. В Арваннете первым представляли наиболее уважаемую персону. — Джоссерек Деррэн из Киллимарайха.
Она приблизилась, и они раскланялись на арваннетский лад, чуждый им обоим. Киллимарайхцы в знак приветствия кладут правую руку на плечо друг другу. Рогавики — рогавики поступают, как хотят или как принято у них в семье. Говорят, однако, что они предпочитают не прикасаться к другому человеку при первой встрече. Но её голова оказалась достаточно близко, чтобы Джоссереку почудилось, будто он уловил запах её кожи, солнечный запах женщины. И увидел на этой коже тонкие морщинки — между желтыми волосами и черными бровями и в уголках глаз. Она, должно быть, на несколько лет старше его, хотя это больше ни в чем не проявляется.
— Касиру немного рассказал мне о тебе. Надеюсь, ты поведаешь больше.
Она говорила на арваннетском с некоторым трудом, хрипловатым контральто. Джоссерек не мог определить, искренен её интерес или наигран. Рогавики слывут очень скрытным народом.
«Если я ей безразличен, — подумал он, — попытаемся изменить её отношение. Она определенно то, что я ищу».
Касиру подал знак, слуги отодвинули стулья, и все трое сели за стол. Белое вино, несомненно, охлажденное на леднике, с бульканьем наполнило кубки. Джоссерек поднял свой.
— У нас дома есть обычай. Когда встречаются друзья, кто-то один желает всем благополучия, и все пьют за это. Можно? — Касиру кивнул. — За наше счастье.
Касиру пригубил, но Дония посмотрела Джоссереку в глаза и сказала:
— Я не знаю, друзья мы или нет. Джоссерек опешил. Касиру хмыкнул. Молчание затянулось, и наконец киллимарайхиец промямлил:
— Надеюсь, что мы все же не враги, моя госпожа.
— И этого я не знаю. Посмотрим. Но… — Она вдруг неожиданно тепло улыбнулась. — Я не хотела сказать ничего дурного. Многие рогавики… как это… выпили бы с тобой. Но в нашем сообществе этот обряд совершается лишь между близкими друзьями.
— Понимаю. И прошу меня извинить.
— Изви?..
— Он хочет сказать, что тоже не замышлял дурного и сожалеет, если задел тебя, — пояснил Касиру.
— Эйа! — промолвила Дония, вглядываясь в Джоссерека через стол. Откуда у грубого мужчины мягкие манеры?
— Я попал в беду, — ответил тот, — но это не значит, что я неотесанный болван.
— Касиру передал мне то, что ты рассказал ему. Кое-что. Я хочу послушать весь рассказ с самого начала, — легкая морщинка, знак недоумения, прорезала её лоб. — Не могу понять, как это человек по доброй воле идет туда, где с ним может случиться самое плохое.
— Нельзя же всем быть охотниками или торговать металлом, госпожа моя. Я должен зарабатывать себе на жизнь.
— И ты… моряк, да? Я никогда ещё не встречала моряков.
— М-м… моряком я бываю в случае везения. Вообще-то я шалли.
— Кто? — переспросил Касиру.
— Так нас называют в Материнском океане. Это такие люди, лишенные корней, в основном мужчины, которые блуждают от острова к острову, живут чем придется и нигде не задерживаются надолго. Среди них встречаются никчемные… и опасные: жулики, попрошайки, воры, бандиты, которые могут и убить, если считают, что это сойдет им с рук.
— Не слишком-то учтиво говорить подобные слова в этом доме, мрачновато усмехнулся Касиру.
Ближайший слуга скользнул поближе.
У Джоссерека вздулись мускулы, но Дония взрывом смеха разрядила обстановку.
— Не обижайся, господин, — опомнился Джоссерек. — У вас в Арваннете все совсем не так… э-э… заведено, как у нас. (Чего ни коснись.)
— Но что же значит «шалли»? — спросила Дония, залпом выпив свое вино.
«Ладно, скажу. Сдается, она не позволит этим недоноскам зарезать меня».
— Честный бродяга-труженик. — Он почувствовал, что напряжение ослабло, и улыбнулся ей. — Не всегда законопослушный. У бесчисленных народцев Океании слишком много разных дурацких законов, чтобы все их соблюдать. Но у нас имеются свои законы. И мы гордимся тем, что умеем хорошо работать. Не то чтобы мы составляли какое-то общество. У нас есть свой король, свои обряды, каждый год мы собираемся вместе, но учета нам никто не ведет, новичков никуда не посвящают — обходимся без всей этой чепухи. Земля слухом полнится, и все быстро узнают, кто настоящий шалли, а кто нет.
— Отродясь не слыхала на юге ни о чем, что больше бы походило на нашу жизнь, — сказала Дония.
Подали черепаший суп.
Она не кокетничала, не хлопала глазами, поощряя Джоссерека распускать хвост. Ее открыто, неподдельно интересовал его мир. Джоссерека удивило, как много она уже знает о нем. Но свои знания она почерпнула из книг. Он был первым из Людей Моря, с которым она встретилась.
Если он угадал верно, именно её доверие он должен завоевать. Касиру только промежуточное звено.
Опасное звено. Его тоже следует обхаживать, ублажать, почитать своим союзником. Особенно потому, что неясно пока, почему. Дония гостит у него. Дония на этот вопрос ответила:
«Мы старые знакомцы — он и я. Я приехала разузнать, сколько смогу, чего нам ждать теперь, когда Рагид проглотил Арваннет». И больше ничего. На севере немногословие не считается невежеством.
И Джоссерек принялся рассказывать им о своей жизни — опять-таки правдиво, но неполно.
Он родился в Ичингском порту от дочери трактирщика и юноши знатного рода.
— У нас в Киллимарайхе до сих пор существует ограниченная монархия. Верховная власть принадлежит ей, затем Старейшинам — крупным землевладельцам и капиталистам и Советникам, избираемым племенами, хотя сегодня не так уж важно, к какому племени ты принадлежишь, его название просто добавляется к твоему имени.
Родители Джоссерека могли бы пожениться, но отец его лишился наследства из-за коммерческих неудач и вскоре погиб от несчастного случая, подвизавшись работать грузчиком в доках. Джоссерека вырастили мать и дед. Мальчик любил сурового, проницательного старика, но отчима, который появился позднее, так и не полюбил и потому связался с уличной бандой. Много лет спустя — после каторги, побега, объехав полсвета — Джоссерек навестил родной трактир. Дед к тому времени умер. Джоссерек пробыл там совсем недолго и больше туда не возвращался.