Да, я не знал, и сейчас не знаю, как же управлять собой, но тогда я думал лишь об одном: борись! Как? Неважно. Постарайся хоть как-то повлиять на событие. Неопределённость будущего одномоментно заставила расстаться со всеми иллюзиями на счёт моей силы характера. Кажется, в тот момент трещину дала душа, а не тело. Вдруг стало важно, чем же мир хочет меня одолеть.
Но меня резко освободило. Прижим поднялся в ночное небо, пропав в нём, а затем с грохотом упал где-то дальше от моего места лёжки. Земля дрогнула единожды, тряхнув и меня. Послышался новый грохот. И ещё один. Огромная туша пронеслась надо мной, загородив звёзды, а потом растворилась в ночи, махнув еле заметным кончиком хвоста и издав гортанный зов. Кто-то ответил этому существу таким же продолжительным рёвом.
После освобождения меня обдало свежим воздухом. Стали падать прохладные капли, размазывающиеся по моей неровной пока что поверхности. Они часто били рядом в землю и точно в меня, приводя микроударами душу обратно в равновесие, затягивая трещину. Под аккомпанемент дождя темнота начала понемногу отступать.
Рассвет – один из тех бесчисленных рассветов, оставшихся в памяти – размазался от линзы появившегося неглубокого ручья, на чьём пути лежал я. Тучи убегали от лучей вслед за ночью. Яркие краски, контраст света и тени начали искриться в постоянно меняющемся течении. Оно извивалось, будто живое, неохотно обтекало меня, иногда всё же захлёстывая, сталкиваясь с острыми углами моего многогранного и твёрдого тела, разрезавшими поток и как будто создававшие в нём небольшие ранки.
Вода меж тем напирала, а я следил как она играючи меняет картину мира. Будто нет ничего незыблемого для её внутренней силы, будто для неё нет преград. И в какой-то момент я даже глубоко поверил в это под напором ощущений.
В конце концов многократно усилившееся течение всё-таки смогло подхватить моё увесистое тело, потащив, а вернее сказать, покатив меня по дну, только что бывшему лишь частью предгорья. Окружающий мир начал не только расплываться и плясать в меняющемся потоке, но и медленно перемещаться вдоль него. Наконец я смог увидеть абсолютно всё вокруг себя, а не только то, чего не скрывает от взора земля и соседи по бокам. Мимо проплывали кустарники и ещё совсем невысокие деревья. Они качались так же, как если бы их качал ветер. Однако водный поток, в отличие от ветра видимый глазу, наглядно демонстрировал свою работу небольшими завихрениями и подводными течениями. Кое-где появлялись воронки водоворотов, заглатывавших в большинстве своём беспомощные листья. Хилая трава легла по течению на дно, придавленная водной массой.
Меня медленно катило, а преобразившийся мир старался удивить метаморфозами, от которых я отвык после долгого пребывания на одном месте. А затем видимость резко упала. Вокруг гас свет, вода как бы становилась визуально тяжелее, меняя свой цвет с прозрачно-голубого на тёмно-песчаный. Пространство вокруг сжималось, будто бы я оказался виновником внезапного изменения мира. Будто бы я нарушил равновесие, утягивая якорем своего тела ткань пространства.
По всей видимости, в нём существовала только тёмная вода. В ней я падал на дно, выброшенный яростным потоком, пока одна из моих подточенных в путешествии граней не упёрлась в мягкий песок. Болтанка кончилась. Мир выбрал для меня новое пристанище, чтобы я смог продолжить неподвижное существование, оглядывая однообразный пейзаж. Песок здесь шёл длинными параллельными гребнями, стремившимися в сторону берега, как бы повторяя поверхность моря, когда его ничто не волновало. Он терялся в темноте, будто являясь её продолжением. Вершины гребней и подавно напоминали щупальца местных обитателей, иногда ковылявших по дну в поле зрения. А сверху то появлялся, то исчезал блёклый свет. Его источник, колеблясь от беспокойной воды, проходил каждый раз почти по одному и тому же пути. Однако его лучи практически не достигали меня из-за мутной воды. Я остался наедине с её прохладой и чистым песком, иногда перемещавшимся взад-вперед, когда вода вдруг начинала вспучиваться наверху, заставляя песчаные волны приходить в движение здесь, внизу. И они очень медленно ползли по дну, часто ломая свой строй, зачастую ломаясь сами. Однако песок неизменно возвращал себе исходный узор, самоотверженно борясь с хаосом.