Так продолжалось и продолжалось. Я лежал то в полной темноте, то солнце наверху всё-таки пробивало толщу несколькими особенно удачливыми лучами. Но теплее от них не становилось. Всё, что мне оставалось – заполнять воспоминания практически неменяющимися видами. На этом песчаном дне так не хватало движения, сопровождавшего жизнь, что я начал теряться в своей памяти среди однообразия картинок из прошлого и только что прошедшего настоящего.
Но всему приходит конец. Из темноты без какой-либо предпосылки материализовалась длинная пасть со множеством мелких зубов. Света не хватало на столько, что я смог разглядеть только выпуклый лоб обладателя челюстей, и ничего больше. Но отсутствие хорошего освещения ему не мешало: он выхватил меня со дна и подкинул вверх. Затем пнул тупым и шершавым носом, находившемся на кончике верхней челюсти, не давая вновь упасть вниз. Это нечто подкидывало меня, пинало, прикусывало, скрежеча зубами по моему привыкшему к неожиданным испытаниям телу, откалывая небольшие кусочки от наиболее выступающих углов. И с каждым подбрасыванием вокруг становилось светлее. Не потому, что что-то изменялось во мне. Нет. Существо, теперь полностью видимое из-за увеличивающегося количества света, транспортировало меня с глубины к мелководью. Цветом оно походило на пасмурное прибрежное небо, когда низкие хрупкие светло-серые облака начинают проливать первые капли затяжного дождя. Обтекаемое тело изгибалось вверх-вниз, пуская от кончика носа до плоского хвоста волну, продираясь таким образом через водный массив. И чем дольше существо со мной развлекалось, тем меньше становилось расстояние между дном и водной поверхностью. Я начал различать элементы прибрежного мира: плавающих существ поменьше у самого песка, разноцветные водоросли, качающиеся из стороны в сторону, и причудливые формы застывших и казавшихся мёртвыми пористых деревьев, у которых на ветвях как будто осела известь, а листья опали навсегда. Но не смотря на кажущуюся безжизненность, они очевидно функционировали, иногда надувая какую-то из своих частей и выпуская мутные облака из множества частичек, подхватываемых течением.
Тем временем к существу присоединились его товарищи. Они вклинивались между нами, соперничая за каждый новый удар, переворачивая, захватывая в пасть и унося меня всё дальше и дальше. Существа то и дело издавали цокающие звуки, похожие на те, что получаются, когда, например, меня тянет течением по дну из моих собратьев. Звуки получались короткими и звонкими, быстро теряющимися среди воды. Серые существа же постоянно чередовались, а я болтался от одного к другому, уже не в состоянии различить обидчиков между собой. Хотя подобная болтанка вовсе не беспокоила. Наоборот, я наконец мог положить в свою память нечто новое, что точно останется яркой точкой, которая не даст затеряться в однообразии последних воспоминаний.
Я купался в ярком свете, от которого успел отвыкнуть. Я наслаждался динамикой существования, которую подарили мне существа, наигравшиеся и пропавшие далеко-далеко в блёклой пелене моря. Они оставили меня практически на берегу. Теперь то я мог наблюдать жизнь и над водой, и под её неспокойным зеркалом. Вокруг много кто плавал: существа как будто старались перещеголять друг друга – настолько яркими и вызывающими они плавали на фоне одноцветного песка, прозрачной воды и неменяющегося пейзажа. Мне показалось, что будь я раз в пять больше, то смог бы находиться и под водой, и над ней. Смог бы разбивать чередующиеся гребни волн, сбрасывая со своих скользких боков их пену.
В определённые дни, когда солнце совсем не появлялось из-за чёрных туч, волны набирали такую силу, что их подводные части, закручивающиеся в спирали и пугающие обитателей вод, могли спокойно схватить меня за выступающую грань и подтолкнуть ближе к берегу, играя со мной также, как это делали серые, цокающие существа.
Я по определению не могу сопротивляться жизни, а поэтому принимал всё, да и сейчас принимаю, как данность. Неотвратимость. Вот синоним моего существования. Потому что любое действие надо мной таким и является. В конце концов, спустя множество попыток, большая вода смогла вывести меня на твёрдый и тёмный песок, то сушившийся под солнцем с образованием корочки, то омываемый потеплевшей водой. Своим весом я продавил верхний слой песка и с удобством устроился в нем, недвижимый, но теперь имеющий потрясающий вид на береговой лес, синее небо и уходящую вдаль неровную поверхность моря. Время от времени большие волны продолжали атаковать берег. Иногда казалось, что вода злилась из-за бесплодных попыток вытащить меня с насиженного места. Порой одна из волн наиболее яростно обрушивалась сверху, проносясь по инерции мимо, вглубь берега. Но попытки оставались тщетными.