В яркие дни я мог видеть множество существ, парящих надо мной. Они играли с ветром, подставляя ему свои крылья, зависая в воздухе или же резко уходя вниз, к воде, ныряя в неё, а затем выныривая с только что плавающей жертвой. После они всегда взлетали вверх, если не становились добычей более крупных водных обитателей.
Много что я смог запомнить в те моменты. Много чего я видел. Однажды ветер и волны были настолько сильны, что вода полностью накрыла меня. Однако она не смогла никак поколебать внутренний мир и нарушить моё спокойствие. Да и какая мне разница, если я никак не влияю на ход времени, а эти события никак мне не угрожали? Зато потом, когда всё утихло и день посерел после непроглядной темноты, передо мной предстал не лес красавец, а поломанные деревья, кое-где вырванные и брошенные погибать под вышедшим из-за облаков обжигающе жарким солнцем. В тот момент мне вдруг стало неуютно от изменившегося вида. Солнце к тому же нещадно палило, стараясь расплавить и изменить меня, но вода не давала этому произойти, с каждой небольшой волной охлаждая нагревавшиеся грани.
Буря сильно изменила вид на берег, зато теперь в просветах между деревьями я смог разглядеть возвышенности, поднимающиеся над всей этой суетой непоколебимыми глыбами. Не знаю почему, но меня сразу же потянуло к ним. Потянуло туда. Хотелось стать летуном, чтобы взмыть вверх и полететь к белым вершина, дабы осесть там и созерцать в тишине всё то, что происходило у подножия. Захотелось стать частью чего-то большего и монументального. Захотелось перестать быть собой.
Это продолжалось недолго. С каждым рассветом становилось легче. Мой взгляд привыкал к новому ландшафту, свыкаясь с необратимыми изменениями. Пока вода не спеша подтачивала грани, я считал закаты, наблюдая за тем, как небо чернеет после цветовой вспышки при заходе солнца; как на нём проступают мелкие пятна звёзд, мигающие друг другу приветствия, делящиеся друг с другом новостями. А затем они тускнели, пропадая, как и мои прошлые воспоминания, потерянные за неощущаемой гранью, стирающей всё и вся внутри моей личности.
Но закаты и рассветы, волна за волной, пробегающие мимо меня боком забавные существа, не давали создавать однообразность, каждый раз появляясь передо мной в каком-то новом обличие, меняя свои детали так, чтобы я уловил это и смог записать новое, ни на что не похожее воспоминание.
И вновь случай заставил меня изменить местоположение. Рядом приземлился один из летунов: бело-серый, с мощным клювом и плотным оперением. Кончики его крыльев будто были испачканы в угле. Он доковылял до меня, внимательно осмотрел маленькими чёрными глазами, и, недолго думая, схватил, и воспарил над всем тем, что я видел только со своего уютного места.
Этот полёт позволил мне увидеть мир с нового ракурса, от чего общий ряд воспоминаний пополнился новой яркой точкой, которой в конце концов всё равно предначертано сгинуть за всёсъедающим барьером. Гладь воды и впрямь оказалась бесконечной. Она уходила во все стороны и терялась там, где в неё падало небо. Их линия соединения в тот день белела дрожащей нитью, опоясывающей мой круговой обзор. Внизу я различил кусок земли, не имевший какой-то определённой формы, но утопающий в зелёных растениях. В нескольких местах из них выступали те самые вершины, что поначалу манили меня. И теперь я приближался к ним, отталкиваясь крыльями летуна от воздуха, ловя его потоки своими гранями, находясь в цепком хвате клюва. Небо, которое сначала грозилось поглотить нас, теперь не расплывалось по всему потолку моего обозрения, а начало вновь становиться плоским, но более глубоким из-за нового оттенка синего. Его невозможно разглядеть снизу. Только поднявшись наверх, к монолитным вершинам, осознаётся, что и небо может восприниматься совершенно иначе.
Тогда моё воспоминание окрасилось мыслью: я живу и повинуюсь времени и случаю, поэтому мои желания, не имевшие возможности исполниться мной самим, исполнялись другими, вознаграждая меня за то, кем я являюсь. Что именно я хотел этим сказать? Приняв себя таким, какой я есть, я заслужил в награду счастье иметь больше возможностей, чем сам смог бы их создать для себя. А вот хотел бы я всё-таки быть тем, кем являюсь, это уже другой вопрос. Но благодарность судьбе за полёт разрывала изнутри.
Летун бесцеремонно кинул меня в скопление моих товарищей, которые, как я успел отметить, создавали общей кучей нечто круглое, со стенами по периметру и углублением в центре. Там лежали три белых предмета вытянутой овальной формы. Что именно это было мне не удалось рассмотреть, так как упал я с внешней стороны конструкции, метко брошенный летуном прямо в свободную выемку. Теперь я мог чувствовать своих собратьев, не таких горячих, как моё тело, потому что здесь, на горном утёсе, ветер не давал солнцу нагреть нас. Хотя оно явно теперь находилось ближе. Ветер же дул с переменной силой, то нападая откуда-то снизу, то нежно обдувая прохладой со стороны, то вообще замолкая на непродолжительный срок. А после секунд тишины он мог внезапно завыть в ущелье, стараясь нагнать ужас на всех, кто слышал его. К чести летуна, он прекрасно сопротивлялся воздушным потокам своими могучими крыльями, продолжая летать в любые погодные условия, возвращаясь то с веткой, то с моим новым собратом.