Наверное, я впервые кому-то позавидовал, падая в тот момент вниз. Уже можно было разглядеть белую ленту бурлящей горной реки, становившейся шире и шире с моим приближением. Но я не сразу вписался в её русло. Сначала я с треском ударился о стену ущелья, отколов от себя небольшой кусок, и только потом вошёл в пену и леденящую воду. Ни звука всплеска, ни кругов на воде. Только рёв реки и мощная сила, потащившая меня вперёд.
После этого наступило долгое и бурное время. Такое же, как и сама река. Меня бросало из стороны в сторону, я блуждал по вспененной воде, не понимая, где верх, где низ, где вообще хоть что-то кроме мечущихся пузырьков в тёмной воде. Могло происходить и так, что нечто меня останавливало на месте и я имел некоторое время передышки в мутной, неспокойной и ледяной воде. В подобные моменты я старался понять, что в конце концов происходит вокруг, и каждый раз ощущал, что мои выпирающие грани сглаживаются всё сильнее и сильнее от постоянных столкновений при нулевой видимости. Но река не собиралась давать достаточно времени на передышку. Меня снова срывало с места. И я опять оказывался в руках своей судьбы.
Однако становилось заметно, что сила реки уменьшается, что вода становится чище, а бурление сходит на нет. Взгляд теперь не упирался сразу в поднятый со дна ил и неимоверное количество пузырьков. Иногда даже солнце пробивалось через мутную зелёную пелену бледным размазанным пятном.
И река продолжала тянуть меня дальше. Хоть её поток и стал течь медленнее, но энергии все равно хватало, чтобы перемещать меня, перекатывая мою сглаженную ударами о препятствия форму. Кажется, тогда я стал даже меньше. В этом водовороте оказалось невозможным следить за собственными изменениями.
А потом всё закончилось. Поток медленно вынес меня и некоторых других в знакомую среду, слегка солоноватую и более тёплую. Я опустился недалеко от берега на морское дно, звучно стукнувшись о ракушки, усеявшие собой весь коричневый песок.
Недалеко от меня к границе воды и воздуха тянулись тёмно-жёлтые с бронзовым отливом водоросли. Море оставалось спокойным, поэтому и они не суетились и медленно покачивались на своих ножках. Уже позже, когда море вдруг разъярилось, а через буруны волн виднелись мигающие ослепительные вспышки, водоросли стали танцевать настолько энергично, что некоторые, повинуясь ритму волн, отделялись от остальных. Их уносило мимо меня дальше на пляж, выкручивая податливые тела в такие петли, что в обычной жизни их никто бы не повторил. После шторма компания водорослей явно не досчиталась чуть меньше половины своих членов.
Я же вновь принялся изучать своё окружение, бывшее не столь прекрасным, как во время пребывания на горе. Теперь стало сложнее запоминать дни из-за их большей однообразности. Прибрежное морское дно не изобиловало событиями. Хорошо, что, хотя бы кто-то из морских обитателей заплывал на это мелководье, откуда до берега оставалось совсем ничего.
А временами, когда море вспенивалось от наиболее яростных волн, они, закручиваясь под водой в белые горизонтальные водовороты, подтаскивали меня все ближе и ближе к берегу, прямо по моим собратьям. Я видел, что и некоторые из моих товарищей тоже плавно продвигались к границе двух миров.
Постепенно я приблизился к новому этапу моего существования. Старясь опередить то, что уничтожало мои воспоминания о самом себе, теперь я имел возможность отличать дни друг от друга, глядя через тонкую водную плёнку на мир за её линзой. Временами, когда вода на мгновение откатывалась назад, чтобы набраться сил для очередного штурма берега, я успевал заметить неискаженный вид неба и части берега в их различных состояниях: будь то закат или рассвет, ясный день или вечер перед очередным штормом. Свет и тени всякий раз по-разному раскрашивали окружающий вид, от чего мне становилось легче делать засечки в памяти, наслаждаясь тем, что представляла собой жизнь. Я купался в цветовой палитре неба, пропадал в его глубине и поражался структурам туч, если успевал увидеть их во время вспышки молнии.
Но чаще я видел это всё через призму воды, раскладывающую идущий ко дну свет на составляющие, играющую его бликами. Море делало внешний мир непохожим сам на себя. Оно искажало его, игралось с реальностью, как будто с песчаным дном, постоянно меняя фактуру. Частенько я даже сомневался в том, что же я на самом деле вижу через постоянно волнующуюся поверхность воды. Но тогда включалось моё воображение, и я замечал непохожие друг на друга структуры и никогда не виденные фигуры, которые никак не могли существовать наяву. Это позволяло оттянуть момент уничтожения моей памяти. И одновременно продолжить разбираться с надвигающейся угрозой, являвшейся одновременно и мной самим. Увы, как я не пытался понять природу саморазрушения, ни к каким конкретным выводам прийти не смог. Не получилось отыскать в глубинах моего сознания нечто такое, что стремилось ликвидировать не только прошлое, но и осмысленное будущее. Но, наблюдая за очередным бело-розовым закатом через дрожащую воду, я не сдавался. Покорно занимая своё место у берега, внутри мне приходилось бороться с врагом, равным мне по силам. И, честно сказать, это доставляло удовольствие. Потому как подобный процесс оказался единственным актом моего сопротивления миру. Пусть и внутреннему, ожидая, пока внешний мир сделает свой ход. И я ждал.