И я остался спокойным и уверенным в себе. Остался на своём месте. Почему? Потому что жизнь снова даст шанс подняться из глубин. Я уверен. Потому что явления сильнее меня снова возьмут ответственность за изменения в моей судьбе, и я ничего не смогу с этим поделать. Все идёт так, как может идти, а я вновь наслаждался тем, как вода обтекает моё гладкое тело.
Глупец ли я? Вряд ли. Мне хватило ума понять, что единственная война, в которой я смогу победить – это война с самим собой. И от её исхода будет зависеть всё остальное.
Ведь чем дольше я сопротивляюсь, тем большим возможностям откроюсь, тем дальше я отсрочу встречу с границей памяти. И пока ничто не разубедило меня в обратном.
Волны вновь стали разгоняться из дальних рубежей моря, а это значит, что пора слиться с ними.
Отличный день, чтобы умереть
Погода за окном стояла премерзкая: низкие тучи цвета серой стальной стружки, будто полученные в результате неаккуратного школьного опыта, опустили небо ближе к земле; ветер гнал их без устали от левого края окна к правому, увеличивая скорость туч от часа к часу; в стекло то и дело врезались, оставляя после себя длинные мокрые следы, дождевые капли. Скорей всего и температура для летнего месяца на улице была низкая, подстать тучам. Возможно и в комнате ощущалась прохлада, неожиданно наступившая еще вчера.
Но Аркадий не чувствовал никакого резкого снижения температуры ни на улице, ни в доме. Он лежал, закутанный в теплое зимнее одеяло, которое парень не удосужился вытащить из пододеяльника даже при плюс двадцати пяти. Сказывалась природная лень. Все части тела парня, кроме головы, скрывались под одеялом, к тому же завернутым под него, от чего Аркадий со стороны напоминал мумию, недавно оставленную в гробнице. Вместе с тем, он надел на себя еще толстые носки и кофту. Длинные домашние штаны не налезли из-за гипса на левой ноге, хотя парень долго и упорно пытался натянуть их, чтобы завершить сборку своих доспехов в борьбе против внезапной болезни и начать нещадно потеть, ожидая, когда же его организм уничтожит вирус. Под одеялом будто произвели несколько совсем маленьких ядерных взрывов, по крайней мере Аркадий так себе это представлял, чувствуя, как от высоченной температуры под одеялом на его теле выступает обильная влага, скатывающаяся к матрасу нескончаемым потоком. Глаза тоже горели и тянули веки к линии соприкосновения, но, закрывая их, больной сразу же терял интерес ко сну, и он вновь внимательно изучал потолок. Никакого другого занятия парень не мог себе сейчас позволить – необходимость выздороветь заставляла его безропотно переносить все сопутствующие тяготы, поэтому Аркадий время от времени развлекался тем, что вглядывался в окно, через которое видел округлые низкие тучи, прокручивая в своей голове случайные воспоминания.
Это занятие хотя бы немного отвлекало от того зуда кожи по всему телу и мышечных спазм, что сопровождали болезнь. Ему даже припомнился первый поцелуй в лагере на озере. От этого воспоминания он улыбнулся, чувствуя себя, как и тогда, довольно неловко и неуверенно.
Внезапно его покой нарушил шум тарелок на кухне, а затем последовали удары столовых приборов о керамику. Аркадий отвел взгляд к часам, висевшим над компьютерным столом. Стрелки показывали время обеда. Есть абсолютно не хотелось, но он понимал, что после таких испытаний температурой организму требуется что-нибудь переварить.
Случайно дернув рукой, парень дотронулся до своего мокрого и склизкого бедра. Это неловкое прикосновение, из-за которого рука Аркадия резко дернулась подальше от взмокшей кожи, почему-то показалось ему прикосновением к слизняку – такому же прохладному и склизкому. От этой мысли его слегка передернуло и холодок прошел сверху-вниз по позвоночнику. Аркадий никогда не трогал слизней, потому что не переносил их вида, но именно такие ощущения он предполагал испытать, если вдруг когда-нибудь ему пришлось бы иметь дело с ползучими гадами. Вместе с неприятной дрожью по всему телу, задевшей и загипсованную ногу, от чего она вновь заныла, с кухни донесся звонкий и резкий звук разбившейся тарелки, умолкнувший не сразу. Короткое эхо пронеслось по всей квартирке. А с ним раздался писк чьего-то тонкого голоса. Аркадий встрепенулся, шевельнувшись в своем коконе.
– Все хорошо? – громко спросил он в сторону коридора.
И ему показалось, что его родной голос звучит совсем не так, как он должен был звучать. Вопрос показался Аркадию каким-то глухим и далеким. Парень захотел повторить его еще раз, но в секунду передумал, списав все на больную голову и заложенные из-за болезни уши.