Вдруг он почувствовал, что по его плечу медленно стекает капля. Сначала он не обратил на нее внимание, ведь недавно лежал на кровати и потел под одеялом, но его тело практически высохло благодаря внутреннему жару, ставшему лишь немного меньше.
– Ты плачешь? – тихо спросил Аркадий, а его слова проглотила сгустившаяся темнота.
Света не ответила, и только сильнее уткнулась в него. Еще несколько капель стекли по его плечу. С сжавшимся сердцем Аркадий обнял девушку еще сильнее, чтобы показать ей, что он рядом. Его рука гладила волосы Светы, зарываясь в них, перебирая прядь за прядью. Только рядом с ней парень чувствовал себя целостным, а поэтому переживал каждый миг ее печали, как свой.
– Ничего. Я поправлюсь скоро и тебе не надо будет за мной ухаживать. Ты сдашь свои экзамены на пять и тройку пересдашь. Нога тоже пройдет, снимут гипс и будем с тобой чаще гулять. Пойдем в наш парк. Помнишь, как мы в нем вырезали наши имена на дереве? Не хочешь найти его?
Ответа не следовало. Зато влага все не переставала течь на простыню, напоминая горный ручей, петляющий по склону холма.
– Мы со всем справимся. Ты плачь, если хочешь, но мы все преодолеем, ты только знай. И не переживай на счет меня. С деканатом я договорюсь как-нибудь.
– А что…
Аркадий не расслышал сказанного. Голос Светы прозвучал очень тихо даже для комнаты, погруженной в тишину.
– Что такое, любимая?
– А что если нога… Не поправится?
– Значит буду искать работу.
– И кем?
– Не знаю. Пока еще рано об этом думать.
– Просто…
– М?
– Мама предложила место для тебя.
– Понятно, – вздохнул Аркадий, вновь повернувшись к окну лицом. – Ты опять с ней поссорилась?
Последовала пауза, в которой заложенные уши больного уловили едва слышный перестук стрелок часов. Они просили больше внимания уделять времени.
– Да…
– Я же все сказал.
– Я знаю. Просто… Там зарплата хорошая. И…
– Что она сказала?
– Футбол не профессия… А, раз твоя травма не позволит тебе играть, то мама, наверное, права…
– У меня еще месяц, – сухо ответил Аркадий. – Только через месяц я узнаю, что да как. Тем более после снятия гипса мне нельзя будет сразу много ходить, а пока клуб платит мне, то можно ждать и искать работу.
Они оба замолчали, оставшись каждый в своих мыслях. Аркадию не нравилось, как мама Светы пыталась воздействовать на дочь, чтобы та транслировала ее мысли у них дома. К тому же, он понимал, что правда в только что сказанных словах есть, а от этого становилось только печальнее.
– Нога придет в норму. Я снова смогу пинать мяч, – сказал парень, поцеловав Свету в макушку. – Я разбогатею, и ты ни в чем не будешь нуждаться, обещаю.
– Аркаш… Дело то в том, что…
Девушка не успела договорить. Ее прервал сильнейший звук, от которого они оба встрепенулись, а Аркадий снова до боли дернул ногой. Невыносимый жар все никак не отступал, так еще и боль в ноге заставляла хотеть поменять это тело на какое-нибудь другое. Но сейчас неприятные ощущения быстро отошли на второй план. Ребята лежали на кровати, смотря через окна на темное небо, точно все еще покрытое мрачными тучами. Сирена на улице не смолкала, и казалось, что она воет отовсюду.
– Я сейчас посмотрю.
Голос девушки дрожал. Аркадий сам чувствовал испуг, но пока переживал его сам с собой. Света встала и пошла на балкон.
– Повсюду свет повключали…
От монотонного, циклично повторяющегося звука у Аркадия начала болеть голова. Он сам привстал и направился хромающей походкой на балкон, где приобнял Свету и начал рассматривать через ее плечо улицу.
Весь район освещался, как днем. Даже неработающие фонари тускло зажглись. Почти во всех окнах горел свет, на улице из подъездов выбегало все больше и больше людей. Аркадий пригляделся. В руках у суетящихся жителей города он рассмотрел сумки и какую-то утварь. Уже множество машин стояло на стоянках с включенными фарами. Во дворах начали образовываться заторы. Сигналы автомобилей смешивались с сиреной, создавая несуразную и очень громкую мелодию, сквозь которую пробирались крики и плачь с улицы.