Не теряя времени попусту, я тащу первую коробку вверх по лестнице, оставляя свет включенным на случай, если соберусь вернуться еще за одной. Я включаю проектор так, как папа учил в детстве, и через тридцать секунд начинается воспроизведение случайного видео. Старая техника возрождается к жизни, издавая знакомые стоны, скрипы и скрежет. Изображение, сначала размытое, разворачивается на стене. Сердце уходит в пятки.
Улыбающееся лицо моего отца смотрит прямо на меня, когда со смехом он отмахивается от камеры; камеры, которую держу я. Протягивает руку и забирает ее у меня.
— Звезда в нашей семье не я, монстрик. А ты. Давай, расскажи мне историю еще раз. — Камера дрожит и вот на стене я, мне лет восемь или девять, во рту не хватает двух передних зубов, волосы завязаны в косички по обе стороны головы.
— Хорошо, — говорю я, склоняя голову набок. — Она про Икара. Он жил в тюрьме вместе со своим папочкой.
— В тюрьме? — спрашивает папа по ту сторону камеры.
— Да, в тюрьме. — Я хмурюсь, пытаясь сосредоточиться. — Ну, типа лабиринта, кажется, лабиринта, который построил его папа, но они не могли выйти, так что он был и тюрьмой тоже.
— Угу. И что произошло в лабиринте?
— Ну, папа Икара хотел сбежать из тюрьмы, но не мог. Вокруг повсюду была вода. — Я широко развожу тощими руками, охватывая пространство, и папа смеется, звук слышен так близко к камере. — И вот однажды, папа Икара понял, что единственный способ бежать — улететь. Он собрал все перья, которые смог найти, и смастерил две пары крыльев.
— И как он слепил перья вместе?
— Воском! Он использовал воск свечи, — говорю я.
— А что потом?
— Он дал одну пару Икару, а другую оставил себе. Он улетел, но, прежде чем взлетал, сказал Икару, чтобы он следовал за ним. Он сказал: «Не подлетай слишком близко к солнцу, потому что воск растает, и перья выпадут из крыльев!»
Папа смеется надо мной, качая пальцем, притворившись Дедалом, отцом Икара, который предупреждал его.
— И что сделал Икар?
— Он подлетел слишком близко к солнцу, па!
— О, нет! — Задыхается он. — И воск расплавился?
Я понимающе киваю.
— Ага. Он упал с неба. Но в конце с ним все было хорошо.
Еще больше смеха. Картинка трясется, когда папа опускает камеру, и снова становится ровной. Он оказывается в кадре и садится рядом со мной. Усаживает меня к себе на колени, и я кладу голову ему на плечо, камера все записывает, но мы об этом забыли.
— Как ты думаешь, чему учит эта история, Айрис? — говорит он тихо.
— Она учит всегда слушать папу, — отвечаю я уверенно. И зарабатываю улыбку отца, который кивает мне.
— Да, всегда нужно так делать, я полагаю. А еще?
Я хмурюсь, пытаясь понять.
— Если высоко взлететь, потом долго падать?
— Угу. Но мне кажется, есть еще кое-что. Икар не просто так улетел так высоко. Он был заперт в ловушке в очень плохом месте в течение очень долгого времени, и был так счастлив, когда освободился, что просто обязан был лететь все выше и выше вверх. Он мечтал о вышине, хотел прикоснуться к небу. И так хотел исполнить свою мечту, что забыл о том, что ему говорил папа.
— Поэтому мне лучше не мечтать, папочка? — Мое сердце почти перестает биться, глаза не отрываются от экрана, когда я слышу это. Нежность в папином взгляде заставляет меня распадаться на части, разбиваться, и боюсь, больше никогда я не буду целой.
— Нет, детка. Как раз наоборот, говорю тебе. Всегда следуй за своей мечтой.
— Но что если я упаду?
Он качает головой.
— Неважно. Летай высоко, маленький Икар. Я всегда буду рядом и поймаю тебя, обещаю.
К тому времени как фильм заканчивается, и катушка перематывается, я плачу навзрыд. Мне больно, так плохо внутри, что хочется сбежать ото всех и плакать до тех пор, пока я не смогу больше ничего чувствовать. Но знаю по опыту, это не сработает. Я все еще чувствую, чувствую все, всю боль, скорбь и страдания, несмотря на то, сколько слез было пролито.
Я всегда буду рядом и поймаю тебя, обещаю. Но сейчас его нет рядом, чтобы поймать меня. Почему он сказал эти слова, когда умирал? Летай высоко, Икар. Что значит его последнее послание для меня? Единственное, что приходит мне в голову — он хотел сказать, что не собирается нарушать свое обещание. Что никогда не покинет меня. На самом деле, нет. И в каком-то смысле, он не покидал.