Наполняю легкие кислородом, принимая решение.
— Ну, дело не ждет. Приступим.
18 глава
Дьявол в его обличьях
На обороте папки четыре столбца с подзаголовками: «Жертвоприношение», «Обезглавливание», «Отравление» и «Утопление». Под каждым имена. Под одними больше имен, под другими меньше. Например, под обезглавливанием их семь, а под отравлением только два. Я просматриваю их (все женские), выискивая знакомые. Возможно, по новостям. Или, быть может, я кого-нибудь знала. Но имена остаются просто именами. Ни одно лицо не всплывает в памяти, когда я прокручиваю их в голове. Просто девочки, которые однажды пропали без вести и были убиты. Я сглатываю, инстинктивно чувствуя, что Люк наблюдает за мной. Переворачиваю страницу и смотрю на него.
— Что означает жертвоприношение? — пытаюсь сохранить беспечный тон. Люк наклоняется ближе через стойку.
— Их сожгли заживо.
— В огне? — Люк медленно кивает, и к моему горлу подступает тошнота. Я сглатываю. С трудом. — Итак, все эти девочки умерли одним из четырёх способов?
— Да. Частично по этой причине полицейскому управлению было так трудно поймать парня. Он не похож на рядового серийного убийцу. Обычно у них есть почерк, как я и говорил. И причина, по которой они убивают людей, которых выбирают. Нужно выявить почерк и из этого подготовить профиль. На его основе можно предугадать, как они собираются вести себя в будущем. До этого случая метод срабатывал сотни раз, когда мы попытались поймать убийцу. Но на сей раз вышла заминка. Ни один из психологов в штате не мог понять этого парня. Не мог выяснить, как символы связывают жертв. Единственная очевидная подсказка — способ, которым их убивали, но это нам ничего не давало.
Мой пульс чертовски везде: бьется на губах, ногах, кончиках пальцев. Трудно сосредоточиться, когда мое тело жаждет отодвинуться от стола и оказаться максимально далеко от файла.
— Что ты имеешь в виду? Почему способ является подсказкой?
— Прости, я фигово объясняю. Четыре способа смерти и эти четыре символа соединились вместе. Посмотри. — Люк перелистывает несколько страниц и выдергивает листок бумаги, похоже, копию фотографии в черно-белых тонах. Рука крупным планом лежит ладонью вверх на чем-то, похожем на мокрую траву. Запекшаяся кровь на бледной коже запястья. Скрючившиеся пальцы, обломанные ногти с кусками грязи и крови. Сморщенная и воспаленная плоть. Посередине ладони первый символ, который я узнала, — продольная восьмерка, выжженная на коже. Резко вдыхаю через рот. Не через нос. Клянусь, если я вдохну через нос, то почувствую запах истории, которую рассказывает мне эта картина, — огонь, сожжение, медно-красное, едкое. Люк переворачивает фото и указывает на небрежно написанный текст на обороте.
«Джейни Питерсон, 15 марта.
Сожжение. Найдена в трех милях по 180 шоссе Рок-Спрингс».
— Связь между этим символом и обезглавливанием обнаружили довольно быстро. Для этого урода такой способ убийства был любимым. Почти половину жертв он прикончил именно так. Похоже, убийству всегда предшествовала борьба. Большинство офицеров, которые работали и до сих пор работают по этому делу, считают, что убийца давал девушкам сбежать и потом разыскивал их.
— Почему? Почему он так делал?
Люк допивает пиво и ставит бутылку в раковину. Достает еще две из холодильника и ставит одну передо мной.
— Некоторые из них любят играть в догонялки, — говорит он неловко. — У девушек не было реального шанса сбежать. Он выбрасывал их в заброшенных местах за пару миль от дороги. Этого, вероятно, достаточно, чтобы дать им призрачную надежду на спасение. По правде говоря, их шансы были ничтожны.
Где-то в горле скапливается желчь. Разум уносит меня обратно к трейлеру о Вайомингском Потрошителе. Рваное, испуганное дыхание девушки, которая убегала, пытаясь сохранить свою жизнь. Не нужно смотреть фильм, чтобы понять: бедняжке это не удастся. Рука дрожит, когда я открываю вторую бутылку пива и, закрыв глаза, чувствую, как холодная жидкость скользит вниз по глотке.
— Полегче. Мы же не хотим повторения того, что было в прошлый раз, — тихо говорит Люк. — Если для тебя это слишком трудно, я продолжу искать один и дам тебе знать, если что-то нарою. — Он снова бросает на меня взгляд, полный беспокойства. Я качаю головой. Нет мотивации лучше, чем мысль об очищении имени моего отца, и она толкает меня вперед.