– Не сердись, деточка. Буду я брать, буду. Сколько ты сказала?
– Пятьсот тридцать два девяносто, – отчеканила аптекарь.
– Сейчас, сейчас, – женщина начала считать дрожащими руками купюры, постепенно отводя руки все дальше и дальше от глаз, – Уже и в очках ничего не вижу… Обожди, деточка…
Все время, что покупательница считала деньги, девушка смотрела на нее взглядом, прячущим за безразличием зарождающееся раздражение. В это время в аптеку зашла молодая женщина.
– Женщина, подвиньтесь, пожалуйста. Вы все равно пока считаете, – сказала аптекарь.
Пожилая женщина послушно отодвинулась от окна.
– У вас панадол есть? – спросила молодая женщина.
– Детский, взрослый?
– Детский.
– Пятьдесят один шестнадцать.
Молодая посетительница протянула деньги в окошко. Пожилая женщина к этому времени отсчитала нужное количество купюр и ждала своей очереди.
– Рубль шестнадцать посмотрите?
Молодая женщина проинспектировала свой кошелек.
– Есть только два рубля, – сказала она.
– Давайте.
Посетительница положила монету на пластмассовую тарелочку для денег.
– Спасибо за покупку, – аптекарь взяла монету и положила на тарелочку мелкие монеты, чек и лекарство, завернутое в маленький пакет.
Молодая женщина молча взяла лекарство, оставив чек и монеты, и вышла из аптеки.
– Теперь давайте с вами, – сказала девушка.
Пожилая женщина положила деньги на пластмассовую тарелочку.
– Два девяносто у вас будет? – спросила девушка.
– Есть, деточка, есть. Сейчас, – пожилая женщина вынула из кармана мелочь, распределила ее по ладони, снова отведя ладонь от глаз, и стала отсчитывать нужное количество.
– Можно просто три рубля, – уточнила аптекарь.
Но женщина не обратила на уточнение никакого внимания, продолжая скрупулезно отсчитывать и выбирать с ладони монеты. Отсчитав, покупательница высыпала мелочь на пластмассовую тарелочку для монет в окошке. Девушка взяла мелочь, что-то набрала в кассовом аппарате, положила на пластмассовую тарелочку чек и сдачу. Затем она протянула маленький полиэтиленовый кулек, через который проглядывала упаковка лекарства.
– Как пить, знаете? – спросила девушка. – Ну, вам тут, в принципе, все врач написала…
– Да, в бумажке-то написано, но я боюсь, не разберу. У Елены Сергеевны почерк такой…
– Значит, пить будете так…
– Деточка, ты меня извини, но я так не запомню, память-то совсем дырявая стала. Ты мне на листочке напиши, только поразборчевее, пожалуйста.
Девушка что-то написала на листке и протянула покупательнице.
– Я вам на том же листке написала. Вот, сбоку, видите? Спасибо за покупку, – закончила девушка стандартной фразой.
Пожилая женщина положила листок с остатками денег к документам и все это завернула в газету. Затем она спрятала сверток и лекарство во внутренний карман пальто. Сняла очки.
– Спасибо тебе. И ты меня прости, деточка, если обидела чем. Прости старую, не сердись, – женщина заплакала.
– Ну что вы…
– Я ж вижу… Не сердись… Просто деньги такие… Большие для меня… И денег нет и сил терпеть уже нет… Эти болячки всю душу выворачивают… – женщина вытирала заплаканные глаза руками, – А ты не обижайся, деточка, Не обижайся и не сердись. Дай Бог, чтобы у вас все было по-другому…
Посетительница повернулась и вышла из аптеки. Аптекарь ссыпала мелочь с пластмассовой тарелочки, чеки скомкала и выбросила. Снова устроилась в углу комнаты, подняла трубку телефона и набрала номер.
– Да, это я. Ну да… Да только сейчас освободилась… Да… – девушка взяла чашку, стоящую рядом с телефоном, – Вот черт, кофе совсем остыл… Ну да, да… Ага… Да тут бабушка какая-то полчаса мозги мне делала… И не говори… Нет, не как в прошлый раз, но тоже, я тебе скажу… Что я хотела сказать?… А, ну да, вспомнила… Видела, говорю, вас в субботу на вещевом. Ты еще в своей этой бежевой куртке была, которую мы тогда купили, помнишь?…
А зима была, пожалуй, все-таки чересчур слякотной. Даже для этих краев.