— Я суеверен. Русские все суеверны, даже атеисты. Особенно атеисты, — сказал Иванов, улыбаясь.
— Вот, — продолжил он, наливая из фляжки в металлический стаканчик объемом в один глоток. — «Столичная Элитная», не та украинская моча, которую пьют здесь. Похоже, вам это нужно. Будем здоровы!
Скорпион выпил.
— Какое же суеверие побудило вас влезть во все это? — спросил он.
— Вы уже дважды помогли России, — сказал Иванов. — И самое забавное, что оба раза у вас не было намерения делать это.
— Эти долбаные авантюристы, — прорычал Иванов, и Скорпион понял, что он имеет в виду СВР. — Зачем втягивать нас в войну с НАТО, когда она нам не нужна и когда мы не можем ее выиграть? Украинского политика мы могли купить, продать и обменять сотню раз. Что за идиотизм!
Он налил в стаканчик еще порцию водки и выпил.
— У меня было предчувствие, что вы нам еще когда-нибудь понадобитесь. Бог троицу любит! Хотите, называйте это суеверием, хотите — подстраховкой. — И он пожал плечами.
Скорпион начал было смеяться, но вынужден был остановиться, скорчившись от боли, снова засмеялся и снова скорчился.
— Для человека, которому оставались считанные минуты до превращения в труп, вы удивительно веселы. Что смешного? — Иванов смотрел на него с интересом.
— Суеверие. В самом деле? — ухмыльнулся Скорпион. — Неужели возможность иметь живого свидетеля, который знает, кто на самом деле убил Черкесова, и тем дает вам в руки козырь как против СВР, так и против любого, кто выиграет выборы на Украине, не имеет к моему освобождению никакого отношения?
— Я был прав. Я всегда говорил подчиненным, что нельзя недооценивать американцев. Если они часто делают глупости, это еще не значит, что все они глупы.
И он покачал головой.
— Если бы я мог доверять вам, и если бы вы не были таким безнадежно сентиментальным, я бы тут же нанял вас. Я рад, что не прикончил вас тогда в Питере.
— Мы подходим друг другу, — сказал Скорпион. — Так что с вторжением?
— Мы заключили сделку.
— Какую?
— Давыденко и Кожановский совместно подписали договор с министром иностранных дел России о том, что, кто бы из них ни выиграл выборы, Украина заключит с Россией договор о продлении аренды базы Черноморского флота России в Севастополе с правом ее снабжения через Крым на пятьдесят лет. В обмен Украина получает скидку с цен, по которым мы поставляем нефть и газ в Европу.
— Значит, кризис разрешен?
— На сегодня разрешен.
— Вы знаете о Шелаеве? Что это он убил Черкесова?
— У меня есть эта видеозапись. Она оказалась очень полезной в наших внутренних… обсуждениях. Что вы думаете делать теперь?
— Вы имеете в виду, что я должен покинуть Украину?
Иванов улыбнулся.
— Ей богу, приятно иметь дело с человеком, который понимает правила игры.
— Моя смерть была вам невыгодна, потому что я давал вам козырь, но мое присутствие на Украине создает вам проблемы.
— Давайте просто скажем, что мы нашли взаимопонимание с Давыденко, — сказал Иванов.
Они ехали по мосту через Днепр. Скорпион смотрел на белую ото льда реку. У него было ощущение, что он больше никогда не увидит всего этого.
В просвет между облаками проглянуло солнце, отчего снег и золотые главы церквей засверкали и стали похожими на картинку из детской книжки про сказочный город.
— Вы подразумеваете Горобца? — спросил Скорпион.
— Господин Горобец — друг и союзник России.
— А если на выборах победит Кожановский?
— Он не победит.
— Откуда вы знаете?
— Мы провели собственный опрос. Если понадобится, мы создадим новый кризис. Но этого не понадобится, — сказал Иванов.
— Куда мы едем?
— В аэропорт Борисполь. Вы можете воспользоваться паспортом Рейнерта. Никаких трудностей не будет.
Иванов достал из портсигара крокодиловой кожи сигарету и постучал ею о портсигар. Один из работников ФСБ наклонился к нему и поднес огонь.
— Сначала мне нужно повидаться с Ириной Шевченко. Я не могу уехать, не поговорив с ней.
— Она ждет нас в аэропорту, — сказал Иванов, потом коротко переговорил с работником, который зажег ему сигарету. Тот позвонил по телефону и после короткого разговора подтвердил:
— Да, она там.
— Почему Горобец вмешался, чтобы ее отпустили?
— Видите, как вы были полезны? — сказал Иванов. — Это глупое обвинение против нее было ошибкой. Это было ясно всем. Она бы стала жертвой, более опасной в могиле или в тюрьме, чем была бы на свободе. Это дало бы Кожановскому преимущество.