— Забей, — отвечает Капкан, — мне быть командиром больше нравится. Вон, наши бегут. Бойцы, ко мне!
Это оказались не пограничники — конвойный полк. Форма та же, а содержание иное. Но дело знали, обстановкой владели. Где школьники работают, были в курсе.
— Давайте, мы вас проводим, товарищи командиры, — предлагают вежливо. — И договориться поможем. Там расценки простые — ненадолго если, то булка хлеба. А если на всю ночь, то консервы или бутылка. Это охране. А с бабами — кто расплачивается, кто нет.
Что-то мне их разговоры не понравились. Даже протрезвел, лучше, чем от морской прогулки. Девчонки на войне, это вообще — страх и ужас. Любой норовит ей юбку задрать, а то завтра убьют, и больше ничего уже не будет. У немцев этот вопрос лучше был продуман — у них были бордели. Для солдат, унтер-офицеров и офицеров. И отпуска домой. А в Красной Армии каждый выкручивался, как мог. Что же тут происходит?
Девчонки на развалинах кирпичного строения собирали строительный мусор.
— Опоздали вы, товарищи командиры. Нет здесь женщин. Видно, летчики всех к себе увезли. Одни ученицы остались. С ними сплошная морока. Кричат, что писать будут самому товарищу Сталину. Если только потом их в залив скинуть. Тогда точно не пожалуются, — дали конвойные бойцы ценный совет.
Последний на этом свете. Меркулов по своему обыкновению ножом сработал, воткнул ближнему к нему бойцу прямо под ребро. А Капкан просто кулаком в переносицу ударил. И покойник кулем свалился на землю.
Вышли мы из кустиков, идем не торопясь, окрестностями любуемся. Один с винтовкой у стены, двое у костра, маловато будет…
— Олежек, спаси нас!
Все, маскарад не пройдет. Бежит ко мне, путается в тряпках бедный заморыш Машенька, а охрана растерялась. Форма у нас уж очень страшная. Пожалуй — самая страшная в мире.
— Они Лену еще утром в землянку завели, ее тоже спаси!
Это ценно, у них тут еще и землянка.
— Работаем без ограничений! — командую.
А у Капкана пулемет уже стреляет по двум любителям тепла у костра, а Меркулов мчится прыжками к последнему часовому. Тому бы бежать, ушел бы по зарослям, а он стал винтовку сдергивать, ремень, как всегда, перекрутило, не успел. В землянке еще пятеро было. И девица на лежанке. Надо было сюда просто гранату кинуть, меньше было бы хлопот. И все девицы сюда лезут, а их там три десятка. Хоть и худенькие еще, но все равно, тесно. Качнулась толпа вперед молча, и только визг раздался, когда они кому-то глаз пальцами выдавили. Хорошо прокатились…
Оружие, документы забрали, трупы в землянку сгрузили, связку из трех противотанковых гранат сделали, и в открытую дверь метнули.
— Типичная картина — нажрались солдатики, стали с гранатами возиться, произошел несчастный случай, куча фарша на выходе, — говорю громко, всех успокаиваю. — А теперь все на катер, и уезжаем.
— А до цитадели у нас топлива не хватит, — сообщает мне Капкан.
Очень вовремя.
Не успел эту информацию переварить, Меркулов из отсека вылезает — у девчонок вши. И короста у половины. Три дня не ели. У девочки Елены жар и истерика, того и гляди, на палубу полезет — топиться. Зашибись.
— Так, — говорю, — кто захочет поплавать, мешать не надо. Это естественный отбор в чистом виде — выживает сильнейший, а слабейший — не выживает.
Новый довод в вечном философском споре о ценности человеческой жизни и праве личности на самоопределение вызвал определенный интерес. Насупились девицы, думали, что им тут будут слезы вытирать. Нет. Спускаемся все вниз, тесно, но зато тепло, и не дует.
— Всем слышно? Детство неожиданно кончилось, девушки.
— И женщины, — добавил ехидный голос из полутьмы.
— Что тоже здорово, девушка может парня только поцеловать, а женщина может предложить значительно больше, главное, чтобы всем было хорошо, — добавляю в беседу немного рационального цинизма.
Прочитал им десятиминутную лекцию о любви и сексе, и разнице между ними. Заинтересовал аудиторию.
— Ладно, лирику отставить. Переходим к серьезным вопросам. Домой вам уже нельзя. Телефоны работают, вас уже милиция ищет за самовольное прекращение работы. Потом ходить по районному отделению, вас по одной спасать — слишком долго и непродуктивно. Слушайте и запоминайте, как все было. Приехали командиры НКВД. Капитан Синицын — это я, показал охране документы, снял вас с работ, мы погрузились на буксир, и отплыли в Ленинград. Когда мы уезжали — охрана была жива и здорова, нам вслед солдатики кричали добрые слова прощания. Все. Всем понятно? И в подробности не вдаваться, кормили плохо, вы мало спали, вам холодно было, кто и где стоял, и во что был одет — вы не помните. Никаких деталей. А мы уж вас выручим. Мы сейчас навсегда вместе — братья по крови. Крови поганой этих тварей, позоривших нашу форму. Кстати, за успешную операцию по ликвидации группы врагов народа объявляю вам благодарность!