— Уходим! Малый вперед!
А под Отрадным погибли все. За ними никто баржу не привел. На Московскую Дубровку немцы бросили последние свои оставшиеся танки — восьмую дивизию. Остальные уже ушли под Вязьму. Но морская пехота и пограничники вцепились в свои восемьсот метров земли зубами, и не позволили себя в реку сбросить. А к вечеру их опять бросили в атаку. Прямо на пулеметы….
Пшенников пытался протестовать, но был снят с командования и заменен более покладистым генералом — Коньковым.
Нас это не касалось, как и утопление лидера «Минск» прямо у причала. Это были чужие беды, а мы отмечали встречу боевых друзей после долгой разлуки. На войне и день срок немалый.
Мы вывезли чуть больше двух сотен пограничников, половина раненных. Батя тоже поймал осколок, пальцы у него на правой руке не шевелились. Кажется, он свой срок отслужил. Мы быстренько всех уцелевших включили в состав заградительного отряда, и от первой дивизии НКВД остались номер, знамя и зам начальника штаба дивизии с печатью. И на этом ее короткая, но славная боевая история заканчивается. Еще почти год ее будут пытаться укомплектовать, только пограничников уже не будет, а из лагерного надзирателя бойца не сделаешь, слишком велика разница в менталитете. Поэтому в начале августа сорок второго года «единичку» передадут в РККА, и станет она костяком 46ой стрелковой дивизии, что пройдет всю Прибалтику, от Черной речки до самого Данцига. Только пограничников до него дойдет меньше сотни.
Так что пусть они лучше здесь, в цитадели, службу несут. Тут тоже на нашу долю войны хватит. Среди моряков нашелся акустик с «морского охотника». Слух у парня — исключительный. Доложил он, что в городе три устойчивых очага сопротивления, и группы по нему хаотично перемещаются. А в порту кто-то осторожно работает на причале. Вот как. Учтем.
Собрались на совещание. У нас в гарнизоне быстро установилась казацкая вольница — на каждом шагу не козыряли, перед старшими не тянулись, морячки чистыми анархистами стали, как в гражданскую войну. Вот мы у них на жилой барже и собрались. И весь гарнизон, кроме караула, туда же явился.
— Больше немцы на баржу к берегу подвести не дадут, это понятно. Расстреляют на подходе, или у берега накроют. План такой. Один буксир высаживает нас. Время — за час до рассвета. Мы на берегу уцелевших бойцов собираем, и даем сигнал — запускаем сигнальные ракеты. Две зеленых — ждем на пристани, две желтых — у ремонтного эллинга. Вы нас забираете. Все легко и просто. Буксир без баржи — мишень сложная, верткая и небольшая. Справитесь, братцы?
— Легко! Они к черту в зубы собрались, и все им пустяк! — возмутилась Екатерина, и вцепилась в своего Меркулова.
— Спокойно, мы с Пашей Астаховым пойдем, и от него ни на шаг. Так что, на берегу нам ничего не страшно, — успокаиваю я девушку.
— Товарищ капитан, вот вы шутите, а у меня с кителя все пуговицы на два раза срезали — на счастье воруют, — пожаловался комендант цитадели Астахов. — А ведь все комсомольцы и пограничники.
— Паша, так раздай им каждому по пуговице, даже коммунистам! Тебе что, трудно или трех сотен пуговиц со склада жалко? Ведь так просто сделать человека счастливым — просто дай ему!
— Если каждому давать, то сломается кровать, — пошутила специфически младший лейтенант Маслова.
Взглянули мы с Капканом на нее кротко, и замолкла она. Тоже мне, артистка разговорного жанра. Тут две сотни мужиков на шесть женщин, моя подружка Дарья где-то на берегу с нашими разведчиками петли выписывает. Тут такие коллизии могут возникнуть, Шекспиру и не снилось.
— Парни, — говорю, — у меня простая голова, а не дом советов. Напомните мне, надо сюда на зиму девушек завезти, а то из-за этих трех здесь своя война начнется.
— Я напомню, — обещает Ирочка. — Нам ведь тоже здесь зимовать, правильно понимаю?
Подтверждаю — здесь.
— И раз с Астаховым так безопасно, мы лучше с вами пойдем, а то тут от одних взглядов забеременеешь, — говорит Катенька.
Ну, от взглядов, это вряд ли, но эксцессы возможны, полковник в госпитале, крепость большая, люди немного озверели, тут всего можно ожидать.
— Ладно, с нами так с нами. В цитадели лучше не шуметь, но у нас есть своя баржа и время почти до рассвета…
Астахов на борт подниматься не стал, постучал в борт булыжником. Первым делом мы пошли в ленинскую комнату — вооружаться. Туда же нам и чай принесли.
Мы в прямое столкновение с противником лезть не собирались, но на войне, как на войне. Я свою шестерку вооружил однотипно. Винтовка со снайперским прицелом, и пистолет «Маузер» с обоймой под двенадцать патронов. Их много в кладовке конфискованного оружия лежало. «Комкору от Троцкого», «комбригу от Склянского», доказательства знакомства. Нет, их было за что убить, сам бы всех убил, не моргнув глазом, но причину-то можно было придумать лучше?