— Строй бригаду.
Сколотили два батальона, по три роты в каждом.
Первый взвод везде — морская пехота. А два других из ополченцев. Пограничники стали взводом разведки. И наш бывший комбат из коммунальных служб стал начальником службы тыла и командиром хозяйственной роты. А больше у нас людей не было.
— По шоссе не пойдем, оно немцами пристреляно, на картах все отмечено, там все и ляжем. Попытаемся к Урицку через Ивановку пробиться. Там нас не ждут, танки у нас есть, а один КВ-2 десять героев заменяет, что на амбразуру грудью кидаются. С фланга зайдем.
На том и порешили.
Глава 7
Хорошо воевать, когда никто под руку не лезет. Затемно разведка вперед уползла. Зацепились за передний край немцев, ракету дали. Снегирев сразу три танка вперед двинул. Противник заградительный огонь ведет, только шалишь, с закрытой позиции в движущийся танк бронебойную болванку засадить — это из области чудес, а их не бывает. И утюжили наши «Климы Ворошиловы» позиции вермахта нагло и безнаказанно. Раскатывали в блин пулеметные гнезда, перепахивали траншеи вдоль и поперек. Сила солому ломит — отошли немцы. Мы у них на плечах до самой околицы деревеньки Ивановки добрались, когда разрывы на поле другими стали. Подтянули сюда скорострельные орудия — пятнадцать выстрелов в минуту. Лупят, как из пулемета, каждые четыре секунды разрыв. Калибр приличный — восемьдесят восемь миллиметров. А в батарее шесть стволов, и один КВ уже закружился волчком, левая гусеница перебита, уходят катки в сырую землю по самую ось. А увязнет — сразу сожгут.
— Первый батальон! В атаку! Полундра! — пошли родные, но это недалеко, до первого пулемета, а их там, в блиндажах, много натыкано.
Точно, залегли, но ползут. А орудия уже сменили бронебойные снаряды на осколочные, и бьют прямой наводкой по залегшей пехоте. Второй батальон по широкой дуге деревню обходит, да не успеют они, не уцелеет никто на поле.
— Все работы отставить, к бою!
Два танка у нас в резерве. Не на этот случай, нам еще на станцию врываться, на платформу Лигово, и там стоять насмерть, пока на нее бронепоезд не зайдет с десантом, а там можно и умирать. Но только если козыри беречь до конца игры, можно дураком остаться. Есть время собирать камни, и время кидаться ими.
— Пошли, — говорю. — Дыхание берегите, но от танков не отставайте, они медленно поедут. Вперед.
Зажгли немцы танк, загорелся. Черный дым от солярки и масла.
Огонь, разрыв, осколков свист. Я рад пехотной доле. Я в землю врыт, а вот танкист — горит в открытом поле. Горит танкист, танкист горит — как звездочка сияет, а полк лежит, к земле приник, а полк не наступает.… Но ротный громко скажет: «Встать! И не ложись обратно!», добавив что-то там про мать, про родину, понятно. И вот уже пехота прет, пехота во весь рост встает, идет, в крови скользя, пехота падает и мрет, но все-таки идет вперед, остановить нельзя.
А мы-то избами были от артиллеристов закрыты. Пока им наблюдатели про нас сказали, пока они с командованием связывались, один из наших танков резерва прямо через сарай на улицу деревни выехал. Что, вы нас не ждали?
А мы приперлись.
Драку заказывали? Нет, не заказывали? Плевать — будет.
Сошлись мы в рукопашной. У них винтовки «Маузер», у нас — системы Мосина. Всем затворы надо дергать, обоймы менять, ствол петли чертит, прицеливаться некогда — убьют. Так что я со своим пистолетом был король — бил с пяти шагов на выбор, народ ко мне прижимался, щетинился во все стороны штыками. А артиллеристы стреляют еще. Второй танк нашей хозчасти пошел в атаку, сметая заборы. Вот оно, немецкое орудие, универсальное, и зенитное, и противотанковое. У солдат вермахта тоже установка на победу — решили в упор стрелять. Только откинул голову назад командир орудия, снайпера пограничники отметились. Все, пушки наши. В рукопашной немцы слабее нас будут. У них жизнь была вольная, сытая, можно было хоть в Америку уехать, хоть в Африку. Поэтому злости в них еще не было. Повоюют годик-другой — появится.
— Командирам рот доложить о потерях! — это Снегирев.
Ко мне подходит.
— Что делать будем?
— Врать да время тянуть, — высказываю свое мнение. — Танков у немцев нет, здесь мы короли. Нам бы еще десяток танков, — вздыхаю.
Двадцать тысяч их было у Красной Армии, и все они были Гошей Жуковым загублены. Почему им? Родной, ты в учебник посмотри — 22 июня 1941 года Жуков Г. К. был начальником генерального штаба, и за ее позорный разгром отвечает лично, от того дня и во веки веков. И как бы его дочки и холопы не изворачивались — ему от этого никуда не деться. А через три месяца мы сидим в пригороде Ленинграда, рядом с танковым заводом тяжелых танков, единственным во всем мире, и танки поштучно считаем. Эх, поймать бы мне еще одного стратега — живому бы печень вырезал.