– Я не очень правильно говорю по-английски. Ты думаешь, Марулло просто итальяшка, макаронщик, шарманщик. Мои genitori[3], мое имя, может быть, насчитывает две тысячи, три тысячи лет. Мы, Марулло, родом из Рима, о нас сказано у Валериуса Максимуса. Двести лет? Подумаешь!
– Вы нездешний.
– Двести лет назад твои тоже были нездешние.
И вдруг Итен, окончательно остыв, увидел нечто такое, что может заставить человека усомниться в постоянстве данностей внешнего мира. Он увидел, как иммигрант, итальяшка, разносчик фруктов вдруг преобразился точно по волшебству; увидел купол его лба, сухой крючковатый нос, свирепые и бесстрашные глаза в глубоких глазницах, голову, покоящуюся на мускулистой колонне шеи, увидел в нем гордость, такую глубинную и непоколебимую, что ей ничего не стоило играть в смирение. Это было поистине открытие – из тех, что сражают человека и будят в нем мысль: если я вижу это впервые, то сколько же всего прошло в жизни мимо меня!
– Бросьте вы эти разговоры, – тихо сказал он.
– Правильная торговля. Я учу тебя торговать. Мне шестьдесят восемь лет. Жена умерла. Артрит! Очень больно. Хочу научить тебя, как торгуют. Может, ты не научишься? Многие так и не могут научиться. И терпят крах.
– Незачем тыкать мне в нос моим собственным крахом.
– Нет. Ты не понял. Я хочу научить тебя, как правильно торговать, чтобы краха больше не было.
– И вряд ли будет. Своей торговли у меня нет.
– Ты еще мальчуган.
Итен сказал:
– Слушайте, Марулло. Если уж на то пошло, так я веду за вас все дело. На мне бухгалтерия, заказы, я вношу выручку в банк. Стараюсь сохранить клиентуру. От меня к другим не уходят. Разве правильная торговля заключается не в этом?
– Да, да! Кое-чему ты все-таки научился. Ты больше не мальчуган. Бесишься, когда я называю тебя мальчуганом. Как же мне тебя называть? Я всех так называю.
– Попробуйте по имени.
– По имени – не чувствуешь дружбы. Мальчуган – по-дружески.
– Несолидно.
– Где солидно, там нет дружбы. Итен рассмеялся.
– Когда работаешь продавцом в лавке у макаронщика, надо соблюдать солидность – ради жены, ради детей. Согласны?
– Показное.
– Конечно, показное. Будь во мне хоть капля истинной солидности, я бы ни о чем таком не думал. Не мешало бы вспомнить, что говорил мой отец незадолго до смерти. Он говорил, что уязвимость находится в зависимости от интеллекта, от чувства уверенности в себе. Слова «сукин сын», говорил он, могут уязвить только того, кто не уверен в своей матери. А, скажем, Альберт Эйнштейн, – он был еще жив тогда, – чем и как его уязвишь? Так что, пожалуйста, можете называть меня мальчуганом, если желаете.
– Мальчуган. Сам видишь, это по-дружески.
– Ну ладно. Что вы там хотели мне сказать насчет торговли? Чего я такого не умею?
– Торговля – это деньги. Деньги и дружба – совсем разное. Слушай, мальчуган. Может, ты слишком по-дружески, слишком приветливый?
Деньги и приветливость – это совсем разное. Деньгам нужна не дружба, а еще и еще деньги.
– Вздор, Марулло. Мало ли я знаю дельцов, которые и приветливы, и дружелюбны, и вообще достойные люди.
– Когда дело в стороне – да. Ты, мальчуган, сам узнаешь. А когда узнаешь, будет поздно. Сейчас ты справляешься, в лавке все хорошо, но, если она будет твоя, ты по дружбе и прогоришь. Я тебя учу, как в школе. Прощай, мальчуган. – Марулло согнул руки в локтях и, быстро выйдя из лавки, хлопнул дверью, и тогда Итен почувствовал всю тяжесть тьмы, сделавшейся по всей земле.
В дверь резко постучали чем-то металлическим. Итен отдернул штору и сказал:
– Перерыв до трех.
– Впустите меня. Я к вам по делу. Незнакомец вошел в лавку – сухопарый, с виду вечно молодой человек, который никогда молодым не был; щеголеватый костюм, матово поблескивающие, гладко прилизанные волосы, взгляд веселый, неспокойный.
– Извините за вторжение. Но мне скоро уезжать. Хотел поговорить с вами наедине. Думал, старик никогда не уйдет.
– Марулло?
– Да. Я следил с улицы.
Итен взглянул на его белые руки. На среднем пальце левой он увидел крупный кошачий глаз в золотой оправе. Незнакомец перехватил его взгляд.
– Не налетчик, – сказал он. – Я познакомился вчера с одним человеком, который хорошо вас знает.
– Да?
– Миссис Янг-Хант. Марджи Янг-Хант.
– А-а!
Итен чувствовал, как этот человек будто принюхивается к нему, второпях ищет ход, точку соприкосновения, чтобы завязать какой-то узелок.
– Славная бабенка. Расхвалила мне вас – дальше некуда. Вот я и подумал… Моя фамилия Биггерс. Ваш город в моем участке. Я от «Б.Б.Д. и Д.».