– Почему не сказать! Когда я была маленькой девочкой, то видела, как меняет кожу змея – гремучник из Скалистых гор. Я наблюдала за ней от начала до конца. Так вот, я смотрела на карты, и они исчезли, и вместо них появилась змея – половина серая и облезлая, половина новая и блестящая. Дальше уж думайте сами.
– Похоже на состояние транса, – отозвался я. – Раньше с тобой такое бывало?
– Трижды.
– В остальные разы какой был смысл?
– Без понятия.
– Всегда змея?
– О нет! Картинки разные, но всегда безумные.
Мэри восторженно воскликнула:
– Наверное, это символизирует перемены в жизни Итана!
– Разве он гремучая змея?
– Ах! Понимаю, что ты имеешь в виду.
– Меня в дрожь так и бросает, – призналась Марджи. – Раньше я вроде как любила змей, а когда выросла – возненавидела. Мне от них здорово не по себе. Пойду-ка я домой.
– Итан тебя проводит.
– Не стоит.
– Я был бы только рад.
Марджи улыбнулась Мэри.
– Держи его при себе, – сказала она. – Ты не представляешь, каково быть одной.
– Ерунда! – отмахнулась Мэри. – Стоит тебе пальцем поманить, как муж мигом отыщется.
– Раньше я так и делала. Толку от подобных мужчин – ноль. Если их так легко заполучить, то грош им цена. Держи его при себе, не то кто-нибудь уведет. – За разговором она набросила пальто, спеша поскорее уйти. – Прекрасный ужин. Надеюсь, не в последний раз. Извини за гадание, Итан.
– Увидимся завтра в церкви?
– Нет. Сегодня я уезжаю в Монток.
– Там же холодно и мокро!
– Обожаю встречать утро на берегу моря. Доброй ночи! – Марджи выскользнула, прежде чем я успел придержать входную дверь, будто за ней кто-то гнался.
– Не знала, что она собралась уезжать, – задумчиво протянула Мэри.
Я чуть не сказал: она и сама не знала.
– Итан, что ты думаешь о сегодняшнем гадании?
– Ничего ведь не вышло.
– Не забывай, она сказала, что деньги будут. Как ты думаешь, что бы все это значило? Полагаю, она увидела нечто, о чем не захотела рассказывать. Ее что-то напугало.
– Наверное, ее впечатлил вид змеи.
– Думаешь, в этом есть какой-то смысл?..
– Медовая моя булочка, эксперт по предсказаниям у нас ты. Откуда мне знать?
– Ну, ладно. Я рада, что ты ее не возненавидел. Я боялась.
– Я коварен, – заявил я. – Свои мысли я скрываю.
– Только не от меня! Они останутся и на второй показ.
– Что-что?
– Дети. Они всегда остаются. Ты чудно выкрутился с посудой!
– Я лукав, – объявил я. – Чуть позже я непременно покушусь на твою честь!
Глава 6
Откладывать решение, чтобы поразмыслить о нем на досуге, для меня не в новинку. В итоге, когда мне удается найти время и повернуться к проблеме лицом, выясняется, что все давно решено и вердикт вынесен. Наверняка так поступают все, только никто в этом не признается. Словно в темных и глухих пещерах разума безликие присяжные провели заседание и приняли решение. Есть во мне тайная, никогда не спящая часть, которую я всегда представлял в виде черных глубоких вод – много что там зарождается, но на поверхность поднимается немногое. Или же это огромная библиотека с записями обо всем, что случилось с живой материей с момента ее появления.
Думаю, некоторым людям – к примеру, поэтам – проникать туда легче, чем остальным. Однажды, когда я занимался доставкой газет и у меня не было будильника, я придумал, как посылать запрос и получать ответ. Ночью, лежа в постели, я представлял себя стоящим на берегу черных вод. Брал в руку круглый белый камень. Писал на нем черными буквами «четыре часа», ронял камень в воду и смотрел, как он переворачивается и исчезает. Срабатывало. Ровно в четыре я просыпался. Потом научился просыпаться в четыре десять, в четверть пятого. Ни разу не проспал.
Иногда на поверхность вылезает нечто странное, иногда нечто ужасающее – вроде морского змея или кракена, поднимающегося из бездонных глубин.
Всего год назад в нашем доме умер Дэннис, брат Мэри, причем умирал он долго и тяжело. Воспаление щитовидной железы заставляло беднягу корчиться от ужаса, он сделался буен и опасен. Его доброе, вытянутое лошадиное лицо типичного ирландца обратилось в звериную маску. Я удерживал его, когда он метался в предсмертном бреду, успокаивал и подбадривал; агония тянулась целую неделю, пока легкие не заполнились жидкостью. Я не хотел, чтобы Мэри смотрела, как он умирает. Прежде ей не приходилось видеть смерть, и я боялся, что она начисто уничтожит память о добром и хорошем человеке, которым был ее брат. Потом, сидя у его постели, я почувствовал, как из моих темных вод выплыло чудовище. Я возненавидел умирающего. Мне захотелось его убить, перегрызть ему глотку. Желваки напряглись, губы ощерились, будто у волка при виде добычи.