Глава 4
В одно мгновение слова Херилака прогнали прочь все страхи Армун. «Он не вернулся с нами. Он в сожженном городе мургу. Он просил меня, чтобы я позаботился о тебе в моем саммаде, и я сделаю так, как он просил». Мир был суров для нее, и было бы лучше не представлять его в более худшем свете.
Молча она отвернулась от охотников и устало потащилась сквозь снег назад, к своей палатке. Они не отставали от нее и по мере продвижения кричали в сторону лагеря, ожидая ответных криков из саммадов и прибавляя шаг.
Армун слышала все это – но она не обращала никакого внимания, потому что она прислушивалась к далекому, более громкому внутреннему голосу ее мыслей. Жив. Он был жив. Он не вернулся с другими, но у Керрика, вероятно, была для этого веская причина. Она спросит об этом у Херилака, но немного позже, после того, как пройдет возбуждение, связанное с возвращением домой. Ей достаточно было знать, что Керрик вел их за собой в сражение и что сражение окончилось победой. Мургу наконец уничтожены. Теперь бесконечная война закончилась. Он вернется к ней, и они будут жить, как живут все остальные охотники. Уверенная, что ее никто не слышит, она с радостью громко разговаривала сама с собой, а Арнхвит радовался за ее спиной.
Позже, когда ребенок спал, она вышла из палатки и прислушалась к возбужденному разговору женщин. Они говорили о том, как охотники сожгли город мургу, убили мургу, всех до единого, и вернулись теперь с победой. Она пошла вдоль протоптанных в снегу дорожек к палатке Херилака. Он стоял у палатки и в этот самый момент собирался войти, когда увидел ее. Она окликнула его, и он неохотно обернулся.
– Я хочу поговорить с тобой, Херилак. Я хочу расспросить тебя о Керрике.
– Он остался там, у мургу, об этом я тебе уже говорил.
– Ты не сказал мне, зачем он это сделал и почему не вернулся с другими.
– Он не захотел. Возможно, ему там с мургу нравится больше, чем здесь. Возможно, он больше мургу, чем тану. Там остались в живых несколько мургу, и он не пожелал их убить и не разрешил нам. После нашей победы мы ушли оттуда и вернулись сюда, потому что нас тянуло туда, где наши семьи.
Она испытала неприятное чувство, и вместе с ним в тот же миг вернулись к ней ее прежние страхи.
– Он сказал, когда он вернется?
– Уходи, я устал от разговоров, – сказал Херилак, повернулся и вошел в палатку, плотно закрыв за собой вход.
Гнев, охвативший Армун, тотчас же прогнал ее страх.
– А я не устала! – крикнула она так громко, что люди обернулись к ней. – Выходи, Херилак, и расскажи мне обо всем, что случилось. Я хочу знать все.
Молчание охотника привело ее в ярость, и она дернула кожи палатки. Но он плотно скрепил их изнутри. Она хотела выкрикнуть все, что она думала о нем и его поведении, но передумала. Это только вызвало бы изумление у наблюдавших за ней людей. Были и другие способы, чтобы узнать правду о том, что произошло. Она развернулась, и стоявшие рядом охотники отвернулись от нее, чтобы ее гнев не обрушился на них. После этого она медленно пошла между палатками к саммаду Сорли. Там она нашла Сорли, сидящим у костра с охотниками его саммада, по очереди раскуривавшими глиняную трубку. Армун подождала, пока все не сделали затяжку и не отложили трубку в сторону, только потом она шагнула вперед. Она все еще была разгневана, но теперь ей удавалось контролировать себя.
– Я знаю, каким долгим и трудным был ваш путь.
Сорли. Вы и ваши охотники, разумеется, устали и нуждаетесь в отдыхе.
Сорли небрежно махнул рукой.
– Охотник, который не может пройти охотничьей тропой, не охотник.
– Мне приятно это слышать. В таком случае, великий охотник Сорли не очень устал, чтобы поговорить с Армун.
Сорли сузил глаза, когда посмотрел на нее, чувствуя, что так или иначе он попал в ловушку.
– Я не устал.
– Хорошо, потому что моя палатка далеко отсюда в снегу, а там есть кое-что, что я должна показать тебе.
Сорли осмотрелся кругом, ожидая от кого-нибудь помощи, но вокруг не было никого, кто мог бы оказать ее.
Трубка была вновь зажжена, и никто из охотников не смотрел в его сторону.
– Хорошо, идем к твоей палатке, но уже поздно и надо кое-что сделать.
– Вы очень добры к одинокой женщине. – Больше она не проронила ни слова, пока они не оказались в ее палатке.
Она плотно закрыла за ним оленьи шкуры, затем обернулась и указала на спящего ребенка.
– Вот то, что ты должен был увидеть.
– Ребенок?..
– Сын Керрика. Почему он не вернулся с остальными к своему сыну, своей палатке, не вернулся ко мне? Херилак не хочет говорить об этом и вообще избегает меня. Теперь ты будешь об этом говорить.
Сорли осмотрелся по сторонам, но не нашел никакого повода улизнуть. Он вздохнул.
– Дай мне попить воды, женщина, и я расскажу тебе все. Между Керриком и Херилаком происходило что-то неладное.
– Вот, попей. Я знаю об этом, но ты должен мне сказать, почему это произошло.
Сорли вытер губы изнаночной стороной рукава.
– Причины этого мне неизвестны. Я расскажу тебе, что произошло. Мы сожгли место, где жили мургу, а мургу, которые не погибли в огне, тоже умерли, я не знаю почему. Они мургу, и потому непостижимы. Некоторые из них бежали на какой-то штуке, которая плавает. Керрик разговаривал с мургу и не позволил Херилаку убить их. Он позволил им уйти. Потом мы нашли еще несколько живых мургу, которых Керрик тоже не позволил убить. Херилак был вне себя от гнева из-за этого и не захотел больше там оставаться. И пожелал сразу уйти. Дорога назад была долгой, мы знали это, потому было принято решение уходить.
– Но Керрик остался там? Почему? Что он сказал?
– Он говорил с Херилаком, я не слушал их, очень трудно сейчас вспомнить. – Сорли неуклюже передвинулся на мехах и выпил еще воды.
В глазах Армун отражались отблески огня, она едва сдерживала себя.
– Ты должен рассказать мне больше, храбрый Сорли, смелый Сорли. Ты очень сильный, ты расскажешь мне, что произошло в тот день.
– Мой язык говорит правду, Армун. Керрик говорил о делах, которые надо было непременно сделать в том месте, но я мало понимаю в этом. По-видимому, саску это поняли, они остались, когда мы ушли. Мы вернулись вместе с Херилаком. Мы выполнили все, за чем ходили туда. Путь назад был очень долгим…
С минуту Армун сидела с опущенной головой, потом встала и открыла вход.
– Благодарю тебя, Сорли, за то, что ты все это рассказал.
Он колебался, но она молчала. Ему нечего было больше добавить. Он заторопился и вышел в надвигающуюся темноту ночи, радостный, что теперь был свободен.
Армун снова плотно закрыла вход в палатку, добавила дров в огонь и села рядом.
Ее лицо было мрачным от гнева. С какой легкостью все эти храбрые охотники отвернулись от Керрика. Они шли за ним в сражение, а потом бросили его. Если саску остались с ним, то, по-видимому, он просил и охотников тану остаться с ним.
В этом городе мургу должно было быть что-то очень важное, настолько важное, что это даже вбило клин между двумя вождями. Это должно выясниться немного позже.
Зима кончится, а весной Керрик вернется. Вот что произойдет весной.
Армун постоянно старалась себя чем-нибудь занять, чтобы быстрее проходила зима и не так сильно чувствовалось отсутствие Керрика. Арнхвиту шел второй год, и он был очень несчастлив оттого, что был вынужден сидеть в палатке. Армун заготовила и выделала куски самой нежной оленьей шкуры, раскроила их, а затем сшила их нитями из кишок, и получилась одежда для Арнхвита. Когда детей его возраста матери носили на спине, Арнхвит играл и кувыркался в снегу.
Как правило, других детей кормили грудью до четырех-пяти лет. Арнхвита отняли от груди на втором году, Армун не обращала внимания на недобрые взгляды и крикливые замечания женщин; ее всегда считали чужой, она всегда была отверженной. Она знала, что они завидовали ее свободе и кормили грудью своих детей, чтобы предохраниться от беременности. Поэтому в то время, когда их дети висели у них за спиной и сосали пальцы, Арнхвит рос сильным и стройным. И он жевал жесткое мясо своими крепкими зубками.