Красные милиционеры — обычные мадридцы — проезжали на грохочущих грузовиках и автобусах в сторону фронта, военной формой им служили рабочие комбинезоны и красные шейные платки. Сидя в кузовах машин, они потрясали своим очень старым с виду оружием и выкрикивали лозунг республиканцев «¡No pasarán!». Сердце Барбары, верившей в мир превыше всего, обливалось слезами за них всех. И за себя тоже, потому что ей было страшно: ее пугали хаос, истории об ужасной жестокости обеих сторон, фашистские самолеты, которые стали появляться в небе, отчего люди застывали на месте и запрокидывали голову, а иногда бежали в метро, ища укрытия. Однажды она видела, как падали бомбы, после чего всю западную часть города заволокло дымом. Европа много лет страшилась бомбардировок городов, теперь они стали реальностью.
Миссия Красного Креста базировалась в небольшом офисе в центре. Это был оазис здравомыслия, где полдюжины мужчин и женщин, в большинстве швейцарцы, тяжело трудились — распределяли медикаменты и возвращали детей в семьи беженцев. Хотя Барбара не говорила по-испански, ее французский был достаточно хорош, и ее понимали, это облегчало работу.
— Нам нужна помощь в пересылке беженцев, — сказал ей на второй день директор, господин Дюмерже. — Сотни детей разлучены со своими семьями. Есть целая группа малышей из Бургоса, они были в летнем лагере в Гвадарраме. Мы хотим поменять их на детей из Мадрида, застрявших в Севилье.
Директор, молодой человек с усталым круглым лицом, тоже был швейцарцем, спокойным и серьезным, как все они. Барбара понимала, что паникует, и это на нее не похоже. В Бирмингеме все говорили: «Барб — наша надежда и опора». Нужно было собраться. Она откинула со лба непослушную прядь кудрявых рыжих волос и ответила:
— Конечно. Чем мне заняться?
Днем она отправилась проведать детей, которых временно поселили в монастыре, и собрать у них нужные сведения. С ней пошла Моник, переводчица, невысокая миловидная женщина в опрятном платье и свежевыглаженной блузке. Они миновали Пуэрта-дель-Соль, где висели плакаты с портретами президента Асаньи, Ленина и Сталина. Моник кивнула на Сталина и сказала:
— Вот как оно теперь. Только Россия подаст Республике руку. Да поможет им Бог!
Из громкоговорителей на площади то громче, то тише звучал женский голос, перебиваемый писком динамиков. Барбара поинтересовалась, о чем идет речь.
— Это Долорес Ибаррури. Пассионария. Она говорит домохозяйкам: если придут фашисты, вскипятите оливковое масло и лейте его с балконов им на голову.
Барбару передернуло.
— Неужели ни одна из сторон не понимает, что скоро они все разрушат?
— Теперь уже слишком поздно для прозрений, — тяжело вздохнув, ответила Моник.
Они вошли в монастырь через крепкие деревянные ворота в высокой стене, построенной для защиты сестер от окружающего мира. Ворота были открыты, а на другой стороне маленького двора у дверей нес стражу милиционер с винтовкой на плече. Здание сожгли, окна стояли без стекол, по стенам ползли черные полосы сажи. В воздухе висел тяжелый запах пожарища.
Барбара остановилась во дворе:
— Что здесь случилось? Я думала, дети с монахинями…
— Все монахини убежали. И священники тоже. Кто успел. Большинство церквей и монастырей сожгли в июле. — Моник пристально вгляделась в Барбару. — Вы католичка?
— Нет, нет, вообще-то. Просто это слегка шокирует.
— В дальней части все не так плохо. У монахинь тут был госпиталь, остались кровати.
Холл при входе пострадал от огня и вандалов, на полу валялись листы, вырванные из католических требников, и осколки разбитых статуй.
— Какой ужас, должно быть, пережили монахини, — сказала Барбара. — Жили здесь в уединении, и вдруг к ним врывается толпа, крушит все и сжигает.
— Церковь поддерживает националистов, — пожала плечами Моник. — Они столетиями жили за счет простых людей. Когда-то все то же происходило во Франции.
Моник прошла вперед по узкому гулкому коридору и открыла дверь. За ней оказалась больничная палата примерно с двадцатью койками. Стены были голые, светлые пятна в форме крестов указывали, где раньше висели распятия. На кроватях сидели около тридцати десятилетних детей, грязных и перепуганных. Высокая женщина в сестринском халате торопливо направилась к двум посетительницам: