Смотри, вот она. Мы вызвали её, упомянув. Мы подумали о ней, произнесли слово «муха», назвали её, и вот - легка на помине - она тут как тут.
А между тем, мухам ещё не пора. Мухи спят. Дорогая, знаешь ли ты, что твои товарки (смешное слово - «товарки»…) до сих пор спят - все до единой? И видят сны?…
…не вертись, ты способна мёртвого лишить терпения… это был всего лишь стержень авторучки, пластиковый стерженёк…и не «воткнула», а нежно… нежно провела по коже. Спины. Неподалёку от шеи. Приступила в области правой лопатки, очень медленно, очень-очень медленно, едва касаясь кожи, про-ве-ла… вот так… не крутись, я ещё не закончила… ну почему, почему, почему ты…
…кремы и одеколоны, будто мы не знаем, чего стоит блеск ваших флаконов, золото ваших этикеток, внутри - вода, девяносто девять и девять десятых процента воды. Моча - тоже вода, как ни крути. По большому счёту. Вообще, что за слово - «моча»? Разве это - «моча»? Смотри, это - «моча»? У лошади моча. У коровы моча. А тут?… Смотри, разве не похоже на жидкую драгоценность?
Драгоценную жидкость? Вязкий янтарь? Смотри, смотри… «Шэтэн» - на иврите - что-то тёмное (шатен?), что-то плотное. Ткань. Что-то ворсистое. А тут… разве не красота? Представь себе большую хрустальную коньячную рюмку, и…
…ну что тут смешного?… что смешного?…
…давненько не было такой отвратительной погоды. Пасмурно. Зябко. Давай останемся дома. Будем бездельничать и безобразничать. Бражничать будем. Любезничать. Работать не будем. Труд превратил замечательную, полную сил и энергии обезьяну в homo sapiens. Вялый, ни на что ни способный отросток бытия…
…у нас с тобой уйма времени. У нас чёртова прорва времени, давай, что ли, закатаем рукава, возьмём судьбу за глотку, и…
Низкое атмосферное давление
В дни перемены погоды его череп напоминает неисправную лампу накаливания, где-то далеко внутри загорается зуммер желтого электрического свечения (Йоав видит этот свет - он отражается в зрачках собеседника), затем мгновенное помутнение, оторопь, и - простите, что вы сказали? - медленный восход сознания к точке минимальной членораздельности.
Как если бы он был тем, кто решил прокатиться на колесе обозрения и вдруг обнаружил, что колесо стоит в воде по самую маковку, вот оно приходит в движение, кабинки по очереди показываются над водой - одна, и за ней - другая…
Как если бы он оказался в каждой из этих кабинок и в каждое новое мгновение становился тем, кто на краткий миг выныривает на поверхность и тут же исчезает, стремительно погружаясь всё глубже и глубже - до полного беспамятства и исчезновения.
Милосердие
Небо - переполненное вымя. Кружева и оборки. Плацента.
Мальстрём: в небесах мелькают обломки крушений - битая посуда. Зимние тени сгущаются, проливаются на асфальт. Липнут к асфальту.
Над городом повисает тяжёлая туча, не проливается дождём, но продолжает маячить у всех на виду, словно дурное предзнаменование. Ветер носит мусор и пыль, посреди улицы образуются пыльные смерчики и карликовые мусорные тайфуны.
Собаки, выгуливающие хозяев, воротят морды и жмурят глаза.
Лавочники покидают свои дома, чтобы продать молоко, масло и хлеб, но, увидав, что творится в природе, возвращаются.
Хлопают ставни. Быстро темнеет - будто кто-то вышел из комнаты и погасил за собою свет.
И только когда измотанные напрасным ожиданием существа, растенья и каменья забывают о том, что находятся под климатическим гнётом, успев
попривыкнуть, притерпеться, на асфальт падают первые осторожные капли.
Nevermore
В ливень море напоминает взбитый яичный белок: вода небесная и морская называются одинаково («вода» и «вода»), но при соприкосновении вступают в бурную химическую реакцию, макушка волны вскипает и тает на лету, волна гаснет, не успев докатиться до берега.
Интересно было бы поглядеть на ливень глазами рыб и прочих морских тварей - из глубины. Как Садко.
В радиусе километра квадратного, на всём тель-авивском пляже два живых существа способны оценить эту мысль: Габи и ворон - изрядно подмокший, с брезгливым любопытством выглядывающий из-под полузатопленного гнилого топчана.
Потоп
Никто не знает, почему Семён Аркадиевич так весел. А весел он потому, что пьян, пам-парам. Тель-Авив тонет, но заслуженному артисту нет абсолютно никакого дела до этого. Он бредёт по колено в воде, и виолончельный футляр становится легче с каждым шагом.